Илья Григорьевич продолжил: быстро сделал из мякиша черного хлеба образец приспособления для прокола шин.
— Разве, товарищ маршал, нашим войскам в случае действий в тылу врага не могут пригодиться такие игрушки?
Тухачевский опять уклонился от ответа. Потом сказал:
— Я занимаюсь другими вопросами. Да и время уже позднее. Спокойной ночи.
Поезд подходил к Малой Вишере. Старинов быстро проверил на стоянке ходовую часть вагонов и возвратился в свое купе. Мысли, возникшие во время беседы с заместителем наркома обороны, взбудоражили его.
* * *
Осенью 1935 г. для Ильи Григорьевича внезапно наступили неприятности. Проводилась проверка партийных документов. Его вызвали в политотдел спецвойск Ленинградского гарнизона.
Начальник политотдела, предложив сесть, долго изучал его партийный билет.
Старинов знал начальника политотдела не один день. Но тогда его словно подменили.
— Значит, вы Старинов? — наконец прервал он молчание.
— Да, Старинов. Надеюсь, мой партийный билет в порядке?
— А вы погодите задавать вопросы. Лучше ответьте: за резолюцию оппозиции не голосовали?
— Нет!
Он на минуту задумался и спросил:
— Вы были в плену у белых? Илья Григорьевич нахмурился:
— Да, был. Об этом написано во всех моих анкетах, в автобиографии. В первую же ночь я бежал из плена и вернулся в свой двадцатый стрелковый полк!
— Так вы сами говорите и пишете! А кто знает, как вы попали в плен и как оттуда освободились? Где доказательства того, что вы бежали?
— Есть документы в архивах. Есть живые однополчане!
Начальник политотдела снова задумался и на короткое время показался таким внимательным, душевным, каким Старинов его знал. Потом опять посмотрел в его партбилет, который не выпускал из рук, и вдруг спросил:
— А может, вы не Старинов, а Стариков?
— У нас в деревне четверть дворов — Стариновы и ни одного Старикова, — с трудом сдерживаясь, ответил Илья Григорьевич.
Его собеседник первый отвел глаза. Он помолчал, видимо, принимая какое-то решение, и наконец заявил:
— Все ваши слова надо проверить и доказать. Собирайте справки. А партбилет пока останется у нас.
Старинов выглядел очень растерянным, и в этой связи начальник политотдела ему посоветовал:
— Не теряйте голову. Собирайте нужные документы. Мы запросим архивы.
В голову Старинова закрадывались дурные мысли. Подозрения в умышленном изменении фамилии, в обмане партии, чуть ли не в измене? Что будет?
Илье Григорьевичу пришлось собирать справки о том, что он Старинов, а не Стариков и что действительно бежал из плена и честно воевал за Советскую власть.
Первым делом он направился в свою академию.
— Черт знает что! — воскликнул, выслушав его историю, начальник факультета Дмитриев. — А ну подождите минутку.
Он достал бумагу и тут же от руки написал нужную справку.
— Все уладится, Илья Григорьевич! — уверенно говорил Дмитриев. — Вы же сами слышали товарища Сталина, помните, как он призывал беречь и ценить кадры. Просто какое-то недоразумение, а может быть, и клевета.
Теперь предстояло ехать в родную деревню.
В Орле Старинов сошел с большим рюкзаком, зная, что в сельмагах многого не купишь, запасся сахаром, селедкой и даже белым хлебом.
В 1935 г. из Орла в деревни автобусы не ходили. Илье Григорьевичу пришлось шагать по обочине.
Старинов остановился у своего друга Архипа Царькова. Сели за стол. Хозяйка подала картошку в чугуне. Илья Григорьевич вытащил хлеб и сельди.
На следующий день Старинов с Царьковым отправились по соседним деревням искать однополчан, которые хорошо помнили Илью Григорьевича. Таких нашлось немало, и он собрал целую груду справок. Заверять справки поехали в город Волхов. Там все обошлось без волокиты.
В Ленинграде Старинов отвез справки в политотдел. Ему сказали, что все проверят, а пока посоветовали подождать. Ждал он долго. Его временно отстранили от работы с секретными документами, не посылали сопровождать руководство.
Наконец последовал вызов в политотдел спецвойск гарнизона.
— Ну вот, все и проверили, — встретил его начальник политотдела. — Теперь вас никто беспокоить не будет. Понимаю, нелегко вам все досталось, но…
Когда были закончены формальности, начальник политотдела вручил Илье Григорьевичу новый партбилет и, крепко пожимая руку, извинился.
Испания
Лето 1935 г. началось жаркими безоблачными днями, светлыми ночами и тревожными сообщениями телеграфных агентств. В Испании, где на февральских выборах победил Народный фронт, открыто выступили против законного правительства фашистские генералы.
Никто не сомневался, что Франко и его приспешникам придется не сладко. Мятежники, обманувшие часть армии, никогда бы не выстояли против народа. Но на помощь им пришли фашистские Германия и Италия. Гитлер и Муссолини послали мятежникам авиацию, танки, регулярные части.
В СССР забурлили митинги, прошли демонстрации солидарности с республиканской Испанией.
Советские люди решили оказать борющимся испанским республиканцам не только моральную поддержку, но и материальную помощь. Начался сбор средств. Трудовые копейки быстро складывались в миллионы.
Первые двенадцать миллионов рублей ВЦСПС перевел в июле на имя премьер-министра Испании Хираля.
Немецкие и итальянские антифашисты, англичане и американцы, чехи, поляки и венгры ехали в Испанию, чтобы с оружием в руках бороться против мятежников.
Старинов не находил себе места в спокойном кабинете военного коменданта. Конечно, Испания могла обойтись без него. Но он все равно мечтал о ней. Ему казалось, что партизанская подготовка и несколько военных специальностей, которыми он владел, могут пригодиться республиканской армии. Тем более Илья Григорьевич знал, что в Испанию едут добровольцы и из Советского Союза.
После долгих раздумий он написал рапорт народному комиссару обороны с просьбой направить в Испанию и подробно изложил выношенные им планы обучения республиканских войск действиям в тылу врага.
Рапорт дошел до адресата быстро. Старинова стали вызывать в различные инстанции. Но дальше расспросов о том, откуда ему известно, что в Испанию едут добровольцы из СССР, дело не шло.
Неожиданно Старинов встретил на вокзале бывшего начальника учебной части железнодорожного факультета Военно-транспортной академии РККА М. В. Обыдена.
Они заговорили об Испании. Михаил Васильевич был участником первой мировой и гражданской войн, старым членом партии. Он хорошо знал Илью Григорьевича по академии. Естественно, последний рассказал ему о своем заветном желании попасть за Пиренеи.
