Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
– А как отнесутся ваши врачи к таким начинаниям? – спросил я Гиммлера, поскольку знал, что те скептически относятся к его реформаторскому пылу.
– В этом-то и состоит трудность, – ответил Гиммлер с полной откровенностью. – Они воспитаны старой школой и до сих пор находятся под ее влиянием; они более или менее настроены против моих идей и в глубине души сопротивляются им. Я не сержусь на них за это, но требую, чтобы они занялись этим вопросом и серьезно исследовали его, не пытаясь избегать его лишь потому, что их этому не учили в университетах. Они должны быть терпеливыми, как и я, и идти вперед шаг за шагом. Я начну работу с растущим поколением врачей. Разве это не безумие, что большинство врачей страны не имеют ни малейшего представления о диете? Для них белок – это просто белок, жир – просто жир; они учитывают лишь калории и не знают, что растительные белки воздействуют на человека совершенно по-иному, чем на животных. Вдобавок они игнорируют тот факт, что лихорадка прекрасно излечивается фруктами и что в тяжелых случаях ревматизма и подагры голодание может творить чудеса.
Они же позволяют пациентам придерживаться старых жизненных привычек, вместо того чтобы первым делом спросить: «Как вы питаетесь?» – и отталкиваться от этого. «Нашим лекарством должна быть диета, и наша диета должна быть лекарством», – сказал великий врач древности. Вам известно это изречение. Сегодня наше лекарство – уколы, наша диета – консервы, и большинство врачей принимают этот факт, не задумываясь над ним. Я начну с того, что дам соответствующие указания моим ваффен-СС и не назначу ни одного врача, не имеющего базовых знаний по этой теме, полученных на специальных лекциях, какими бы обширными ни были его общие медицинские познания. Эта задача слишком важна. – Не ожидая ответа, Гиммлер продолжал: – С этой точки зрения далее следует заняться больницами. Просто скандально, что, хотя при больнице может быть специальная диетическая кухня, общее питание больных никогда не организуется по принципу «наша диета должна быть лекарством». Больных ревматизмом спокойно кормят свининой и квашеной капустой; сердечники получают ливерную колбасу с хлебом и маслом, соленые огурцы и черный чай. При нервных расстройствах диета из сырых овощей и фруктов нередко творит чудеса, но такие больные питаются точно так же, как в принципе здоровые люди, лежащие в гипсе со сломанной ногой. В больницах принята единственная система питания, основанная на соображениях финансовой экономии. С этими несчастными пациентами так ужасно обходятся; если у них не работают кишки, им дают слабительное, которое окончательно подрывает их здоровье; с другими поступают аналогично. Сколько людей могли бы спасти больницы, если бы они действительно превратились в центры здоровья! Я знаю, о чем говорю, я бывал в больницах. Но там и сегодня все по-прежнему. Вот с чего мы начнем – со строительства образцовых больниц, значение которых будет заключаться не в их оборудовании, а в высоких стандартах диеты.
– Но вам не обойтись без оборудования в современных больницах, – возразил я.
– Естественно, там будет кое-какое оборудование, но вы действительно верите, что со всем этим оборудованием мы лечим больных лучше, чем врачи прошлого – Парацельс и Гиппократ, Кнейпп и Приссниц? Я знаю лишь то, что число больных растет, что претензии больниц лишь увеличиваются, что специалисты плодятся как мухи, а результаты становятся все хуже. Что-то в этой системе неправильно. Мы должны все обдумать и вернуться к природному лечению, которое основано на правильной диете.
Медицина и химики-фармацевты
3 февраля 1941 года
Несколько дней Гиммлер страдал от головных болей и недостаточности мозгового кровообращения; у него ухудшилось зрение, и он прервал работу. Я смог облегчить его страдания. Перед началом сегодняшнего лечебного сеанса он достал из своего сейфа коробку и вручил ее мне:
– Посмотрите, это все лекарства от головной боли, которыми я пользовался до вас. Я принимал их, но головные боли только усиливались, и мне предписывали все большие и большие дозы. Когда лекарства перестали оказывать действие, врачи лишь качали головой и заявляли, что больше ничего не могут сделать. Никому не приходило в голову взять меня в свои руки и лечить мануальной терапией, как делаете вы, господин Керстен. А вот еще один склад лекарств от головной боли.
Гиммлер показал мне вторую коробку, больше первой, в которой находилось около тридцати различных препаратов, образцы которых он получал из медицинских центров ваффен-СС.
– Смотрите, как полезна головная боль для химика-фармацевта. Та же самая ситуация – с лекарствами от болезней желудка, ревматизма и подагры. Можно было бы посмеяться, если бы вопрос не стоял так серьезно. Нашу диету диктует пищевая промышленность, а лекарства предписываются нам производителями фармацевтики. Доктор вынужден служить продавцом у этих промышленников, химик – их клерком. В былые времена делом чести фармацевта было готовить лекарство для каждого пациента по индивидуальному рецепту врача. Это была действительно важная социальная задача. Но сегодня лишь немногие врачи выписывают индивидуальные рецепты. Эта сфера отдана на откуп химикам; их ответ – промышленное производство лекарств.
Можно ли винить заваленного делами терапевта за то, что он идет по самому легкому пути вместо того, чтобы выписывать отдельные рецепты? Осмотр пациента превратился в фарс. В скольких случаях он совершается как положено? У врача на все пять минут: три, чтобы заполнить бланки, две – чтобы выслушать пациента и назначить лекарство. В большинстве случаев врачу даже не нужно видеть пациента. Ему достаточно сидеть у телефона в ожидании звонка, выписывать рецепты и отправлять их фармацевту, у которого пациент может сам забрать лекарство. По крайней мере, так можно сэкономить много времени, которое иначе будет потрачено на бессмысленные разговоры.
Я засмеялся и сказал, что это уже преувеличение; опытный врач даже за то недолгое время, что есть в его распоряжении, может понять, надуманная ли болезнь у пациента или серьезная, и в последнем случае отправить больного к специалисту. Терапевт для того и нужен, чтобы отсеивать пациентов.
– Вот именно – отсеивать, – сказал Гиммлер. – Терапевты до того доотсеивались, что многие люди отворачиваются от официальной медицины. Эти врачи не понимают, насколько они подрывают доверие к себе и как широко дискредитируют свою профессию. Я смотрю на это с глубоким сожалением. Доктор играет очень важную роль в общественном здравоохранении; мы не можем позволить, чтобы медицинская профессия постепенно теряла почву под ногами вследствие цепочки самых разнообразных обстоятельств.
– Но как вы это измените? – спросил я Гиммлера. – Вы действительно хотите, как я уже слышал от господина Лея, после войны национализировать медицину?
– Как вы можете так думать, господин Керстен? Это воистину самое глупое, что мы могли бы сделать. Я могу понять, почему Лея привлекают подобные проекты; они вполне соответствуют его склонности к коллективизму, против которой мы выступаем. Кроме того, такая мера ничего не улучшит. К нашим нынешним бедам добавится лишь то, что врач станет чиновником. Это приведет к полному упадку медицинской профессии, гибели всякой инициативы и всех тех положительных, творческих элементов, в которых мы крайне нуждаемся для перестройки медицины в целом. Если господин Лей снова заговорит с вами об этом, можете потихоньку передать ему мои слова; для меня это нешуточный вопрос.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
