Российский корабль, идущий по морю крови, оставлял после себя страшный след: вырубленные сады и леса, истребленный скот, потравленные посевы, со-жженную и засеянную мертвыми телами «туземцев» землю и незаживающие раны в душах оставшихся в живых на века.
Именем генерала Ермолова — Ярмол — чеченцы презрительно стали называть собак.
В целом горцы воевали, соблюдая определенные нормы морали, например, не глумились над трупами, обращались достаточно гуманно с военнопленными, почему и не боялись русские солдаты сдаваться в плен, не истребляли мирное население.
Бестужев-Марлинский, сам много лет воевавший на Кавказе и погибший в схватке с горцами, писал о них: «Вторгались в дома, уносили все, что поценнее или что второпях попадало под руку, но не жгли домов, не топтали умышленно нив, не ломали виноградников».
«Зачем трогать дар божий и труд человека», — говорили — и это правило горского разбойника, не ужасающегося никаким злодейством, есть доблесть, которой могли бы гордиться народы самые образованные, если ее имели».
Глава 7
Заканчивался очередной отпуск — экскурс в историю чеченского народа и начиналась обычная гарнизонная жизнь. Морозным декабрьским вечером 1970 года в районном роддоме города Усолье-Сибирское появился наш первенец, которого назвали Овлуром, именем одного из предков. Джохар приехал навестить меня, но его не пустили. Я услышала только, как внизу, на первом этаже, сестра кричит ему вслед: «Подождите, у вас родился мальчик!» Он так давно желал это услышать! Взволнованный, не видя ничего вокруг, Джохар пошел не в ту сторону, а когда опомнился, понял, что заблудился. С трудом нашел вокзал, но поезд уже ушел. Зал ожидания и кассы были закрыты, а поездов, судя по расписанию, до трех часов не предвиделось.
Джохар быстро шагал по перрону, растирая уши и щеки, но сибирский мороз все крепчал. Постепенно он Перестал чувствовать руки и ноги и, поняв, что замерзает, решил постучаться в ближайший к станции дом. Подошел к занесенной снегом двери, постучал — никто не откликался. Постучал в замерзшее окно — ни звука.
Тогда он толкнул дверь, подавшуюся с легким скрипом.
Вошел в прихожую и… едва успел отклонить голову от занесенного топора! Его появление «подтвердило» многолетние подозрения старого хозяина относительно неверности жены. Красивый молодой офицер с франтовскими усиками, кавказец, типичный опереточный герой-любовник — именно таким, вероятно, и рисовался старому ревнивцу разоритель семейных очагов и покоритель женских сердец. И вот он сам, из плоти и крови, стучит в его дверь!..
До утра Джохар мирил хозяина с женой, а уж потом, выяснив едва не ставшее роковым недоразумение, хозяева поздравили его с новорожденным и накрыли на стол.
Джохар, как, впрочем, и все чеченцы, с большой нежностью относился к нашим детям, но бывал с ними предельно сдержан и строг, когда к нам приходили гости. Он объяснил мне, что обычай скрывать свои чувства к близким сложился в результате постоянных войн, на которые был обречен его народ на протяжении всей истории. Мужчина-чеченец должен быть готов в любой момент оставить семью, все самое дорогое и идти сражаться за Родину. «Я не принадлежу себе», — с грустью говорил иногда он.
Перед рождением сына мы получили однокомнатную квартиру в трехэтажном доме. Расставили новую полированную мебель, присланную моими родителями: трехстворчатый платяной шкаф, раскладной диван, стол со стульями, голубой кухонный гарнитур и холодильник. Паласом нам служил отрез толстого серого материала, выданного Дуки на шинель. Голые стены в комнате я украсила фресками в духе мифических подвигов Геракла. На центральном панно гуашью был изображен облаченный в звериную шкуру Джохар, душивший огромного пятнистого удава. Всем своим видом — открытая пасть, высунутый язык и вытаращенные глаза — несчастное пресмыкающееся демонстрировало, что находится при последнем издыхании. На боковых панно — дикие козочки, пантеры, высокие кувшины и другая восточная атрибутика.
Два раза в неделю, как правило, вечером Джохар уходил на полеты. В такие морозные ночи, когда пальцы пристывали к железной дверной ручке и военный аэродром продувался всеми ветрами, заиндевевшие самолеты казались мне огромными холодильниками. Я молилась Богу, чтобы с ним не случилось ничего плохого, и не могла сомкнуть глаз до тех пор, пока он не возвращался. Едва заслышав на лестнице шаги, я бежала к двери и, обняв его, задавала один и тот же вопрос: «Ну как?» Он отвечал, смеясь, всегда одной и той же шуткой: «Как птичка, как птичка!»
Командиром полка был полковник Питкин. Распекая подчиненных, он никогда не повышал голоса, а его изречения немедленно становились афоризмами. В полку его очень любили, и нередко Дуки, подражая тонкому голосу старого командира, выдавал его очередную шутку на построении. «Ну что ж ты, сам с рюмку, а пьешь с ведро?» — укорял Питкин перед всем строем маленького тщедушного прапорщика, «перебравшего» накануне Джохара он любил и направил его как лучшего летчика в Военно-воздушную академию имени Гагарина в город Монино, под Москвой.
