Они считают, что эта жидкость, принимаемая в ограниченных размерах, является могучим средством для поддержания жизни; но всякое неосмотрительное пользование ею, особенно при нормальном состоянии здоровья, вызывает реакцию и ослабляет жизненную силу. Во всех своих болезнях они неизменно прибегают к этому средству, как вызывающему целительное действие самой природы.
По нашим понятиям, Вриль-я, пожалуй, самый изнеженный из всех народов; но все их наслаждения отличаются своим невинным характером. Они, так сказать, живут в атмосфере, проникнутой сладкими звуками и ароматами. В каждой комнате устроены особые механизмы, которые издают тихие мелодические звуки, точно шепот невидимых духов. Они так привыкают к этой постоянной музыке, что она не мешает им вести беседу или предаваться уединенным размышлениям. Они держатся мнения, что дышать воздухом, постоянно наполненным мелодическими звуками и ароматами, способствует смягчению и в то же время возвышению характера и мыслительной способности человека. Хотя они отличаются умеренностью и отрицают всякую животную пищу, кроме молока, и не употребляют никаких возбуждающих напитков, они в то же время чрезвычайно разборчивы в пище и питье. Во всех их увеселениях даже и престарелые, обнаруживают почти детскую игривость. Счастье составляет для них конечную цель, — не в виде временного возбуждения, но как преобладающее состояние в течение всей жизни. Что для них также близко и счастье друг друга, видно уже из той замечательной мягкости обращения, которая господствует между ними.
За все время моего пребывания у этого народа, я никогда не встретил между ними урода или калеки. Красота их сказывалась не только в правильности очертаний лица, но и в гладкости кожи, остававшейся без морщин до самого преклонного возраста, и того мягкого, соединенного с величием выражения, источником которого были сознание своей силы и отсутствие всякого страха, нравственного или физического. Это самое величавое спокойствие и навело на меня, привыкшего к борьбе людских страстей, такое чувство ужаса и сознания своего ничтожества, при моей встрече с одним из них. Такое выражение художник может дать на картине полубогу, гению или ангелу.
Меня поразило, что цвет кожи не у всех Ана был такой, как у первого виденного мною представителя их расы: у некоторых она была светлее, и даже между ними встречались лица с голубыми глазами и золотистого цвета волосами, хотя в общем преобладал более смуглый тон, чем у жителей северной Европы.
Мне сообщили, что такая разница происходила от смешанных браков с другими, более отдаленными, племенами Вриль-я, которые, под влиянием климата, или вследствие расовой особенности, отличались более светлою кожею. Темно-красная кожа обнаруживала чистоту крови семьи Ана; но они не соединяли с этим обстоятельством никакого чувства племенной гордости, и, напротив, приписывали красоту существующей породы частым бракам с представителями других, родственных племен Вриль-я. Они даже поощряли такие браки, однако при непременном условии, чтобы это было родственное им племя. На другие племена, чуждые им по обычаям и учреждениям, неспособные к пользованию теми могучими силами, которые заключались во вриле и употреблению которых они научились только по прошествии многих веков, они смотрели, пожалуй, еще с большим презрением, чем гражданин Нью-Йорка смотрит на негра.
Я узнал от Зи, отличавшейся большею ученостью, чем кто-либо из знакомых мне здесь мужчин, что превосходство Вриль-я над другими племенами приписывалось влиянию той борьбы с природою, которую им пришлось выдержать в местах их первого поселения. «Везде, где в истории первого развития народа, — продолжала при этом рассуждать Зи, — замечается такой процесс, при котором жизнь превращается в одну борьбу и человек, должен применить все свои силы, чтобы удержаться, в этой борьбе с себе подобными, неизменно следует один и тот же результат: при неизбежной гибели большинства, природа выбирает для сохранения только самые сильные экземпляры. Поэтому из нашей расы, еще до открытия вриля остались только высшие организации. В наших древних книгах встречается легенда, когда-то пользовавшаяся верою, что мы были изгнаны из того самого мира, откуда ты, по-видимому, явился к нам, дабы усовершенствоваться и достигнуть высшего развития нашего племени в той жестокой борьбе, которую пришлось выдержать нашим праотцам. Когда срок нашего искуса и развития кончится, нам предопределено опять возвратиться на поверхность земли и заступить место низшей, живущей там расы».
Аф-Лин и его дочь часто наедине беседовали со мною о политическом и общественном положении того верхнего мира, обитатели которого, по предположению Зи (высказываемому, с чрезвычайным спокойствием), должны быть, рано или поздно, поголовно истреблены при нашествии Вриль-я. В рассказах своих, я всеми силами старался (избегая только положительной лжи, которая бы не скрылась от них) представить в самых блестящих красках, как наше развитие, так и могущество; и они постоянно находили в них поводы для сравнений между нашими наиболее развитыми национальностями и низшего разряда подземными расами, находившиеся, по их мнению, во мраке безнадежного варварства и неминуемо обреченными на постепенное вымирание. Но они твердо решились скрывать от своих сограждан всякое преждевременное указание путей к миру, освещаемому солнцем; они были сострадательны, и их пугала мысль истребления стольких миллионов живых существ; к тому же, сильно разукрашенные картины нашей жизни, которые я раскрывал перед ними, только возбуждали в них чувство соболезнования. Напрасно я с гордостью приводил имена наших великих людей, — поэтов, философов, ораторов, полководцев, и вызывал на указание равных им между народами Вриль-я. «Увы!» — отвечала Зи, и ее величавое лицо смягчилось выражением ангельского сострадания, — такое выделение нескольких из среды большинства — самый фатальный признак расы, обреченной на вечное невежество. Разве ты не видишь, что первое условие счастья для смертных заключается в прекращении всеобщей борьбы и соревнования, только разрушающих тот покой жизни, без которого немыслимо достижение счастья, как нравственного, так и физического? Мы думаем наоборот, что чем более наша здешняя жизнь будет приближаться к высшему идеалу загробного существования бессмертных духов, чем более она будет походить на будущее блаженное бытие, тем легче мы перейдем в него впоследствии.
Разве в своем воображении мы можем себе представить жизнь богов, или бессмертных иначе, как чуждую всяких страстей, подобных любостяжанию и честолюбию.
Нам кажется, что эта жизнь, при полном развитии умственной и духовной деятельности, должна быть преисполнена ясного покоя; но какова бы ни была эта деятельность, она должна соответствовать склонности каждого, одним словом — это должна быть жизнь, проникнутая одним радостным чувством мира и благоволения, в среде которого должны исчезнуть все страсти — вражды и ненависти, борьбы и соперничества. Таков идеал общественной жизни, к достижению которого стремятся все нации Вриль-я и на котором основаны все наши теории государственного устройства. Ты видишь, как несовместима эта идея прогресса с понятиями, господствующими между твоим неразвитым народом, который в своем бурном движении, только стремится увековечить непрерывную борьбу страстей, с их постоянными спутниками — горем и заботою. Далеко за пределами Вриль-я, существует нация, самая могущественная из всех живущих в нашем мире, которая считает свое политическое устройство и свою систему управления образцом, достойным подражания для всех прочих. Они поставили за образец благополучия постоянное соперничество во всех вещах, так что среди них страсти не утихают ни на одно мгновение: они в постоянной борьбе из-за власти, богатства, известности, и просто ужасно слышать те поругания и клеветы, которыми осыпают друг друга даже самые лучшие из них, без малейшей совести и стыда…
