1
…Если уехать в горы и пересечь водораздел, проходящий по высшим точкам хребта, то ночами уже не будет захлёстывать небо негаснущий свет. Когда плотные тучи отпрянут от остро заточенного лезвия Йинд-Тхир, и небо усыплют светила, найдёшь среди них Сетайю и Чрис’тау. Их ни с чем не перепутать, такие они яркие. Между ними, видимая только из мощного телескопа, и светит с дальнего края Галактики маленькая звезда.
Кругом неё, изумрудная и лазоревая, убранная белыми облаками, обращается планета Хманкан. Там фонтаны, бьющие светом, там гигантские лестницы уходят в морскую глубь, там города цветут как цветы, и надменные жители улыбаются с высот своего могущества.
Если взять старый корабль, никогда не принимавший на борт трусливых; если оплатить полный ремонт и купить хорошие энергеты, то за тридцать пять условных дней полёта приблизишься ко Хманкану. Когда останется один день, встанешь от анабиоза и наденешь броню деда, сплошь изукрашенную насечками — памятью по убитым врагам. Возьмёшь ножи прадеда, иззубренные о крепкие кости.
Ты приблизишься ко Хманкану и выберешь самый большой город. Снизишься, входя в сладкую и лёгкую атмосферу, дыхание роскоши изнеженной расы.
И выключишь двигатели.
Через восемь секунд после того, как твоя плоть станет пеплом в раскалившейся, расплавившейся кабине, старый корабль, никогда не принимавший на борт трусливых, грянется оземь. И тогда умрут сто миллионов х’манков.
То-то славно.
Но никто не подпустит твой корабль к изумрудной и лазоревой планете, драгоценному сердцу владык Галактики. Да и нет денег, чтобы залатать его ветхое нутро, и на зарядку аккумуляторов тоже нет. Их вообще нет.
Потому ты и сидишь здесь, предаваясь дурацким мечтаниям.
Эту планету не заносят в реестры, и всё же она богата, инфраструктура её развита, нигде не отыскать космодрома больше и оживлённей. Поэтому в Городе, что рядом с ним, никогда не воцаряются тишь и тьма. Раньше мир был спокойней и назывался иначе. Но он вполне заслуживает нового имени — Дикий Порт.
…в небе есть другая звезда, желанная сердцу. Она стоит в зените; она словно навершие древнего шлема, память о времени власти. Это солнце твоей отчизны.
Которой ты никогда не видел.
Он отдёрнул руку и взвизгнул, разом утратив всю деловую солидность. Взвизгивающий мужчина, особенно если на нём идеально отглаженный костюм, модный галстук и драгоценные запонки, — крайне смешное зрелище.
Но я не улыбнулась.
— Чуть руку не оттяпал, — обиженно и жалко сказал этот тип.
Ха! Он сказал «чуть». Да если б моя радость всерьёз решил ему что-нибудь отхватить — уж отхватил бы, не сомневайтесь.
— Обычно они ласковее, — буркнул он.
Я промолчала. Вот идиот. Конечно, для продажи в зоомагазинах нукт воспитывают так, что они ластятся ко всем подряд. Но домашние нукты не бывают больше полутора метров, а в Аджи по меньшей мере два с половиной. Если не считать хвоста. Он что, принял его за диванную подушку?
Хотя на диванную подушку нукта определённо не похож. Скорее, на авангардистскую композицию из арматуры и прочих железяк. Но мы-то знаем, что нукта мягче и пушистей любой сонной кошки. Потому что не укусит и не оцарапает тебя даже случайно — он куда разумнее кошки, он прекрасно знает, в какой точке пространства находится каждое из его живых лезвий, и реакция у него лучше, чем у тропической мамбы.
И ещё он любит тебя.
По-настоящему.
Просто Аджи, созданный и воспитанный для того, чтобы помочь человеку выжить в экстремальных условиях, не ластится ни к кому, кроме меня.
Тип достал носовой платок и вытер пот со лба. Меня передёрнуло от отвращения. Представьте себе слизистого червя в костюме с иголочки.
— Так мы хотели предложить вам выставить вашего… питомца для участия в боях.
— Вы понимаете, что говорите? — тихо спросила я. — Если Аджи погибнет, что я буду делать?
Мальчик услышал своё имя и зарычал. Ему тоже не нравились слизистые типы. Мы с ним всегда единодушны.
Агент содрогнулся, уползая внутрь пиджака, словно огромная уродливая черепаха. Я казалась ему совершенно безопасной, в отличие от Аджи, и инстинкт заставлял его всё время косить глазом за спину. Тип неудачно сел: мой мальчик расположился как раз позади его кресла. Раньше агент не общался с экстрим-операторами, иначе знал бы, что при контакте с расчётом следить нужно вовсе не за живым оружием.
Я сидела неподвижно, и червь мало-помалу выполз наружу.
— Местра Джанарна, — покашляв, обратился он.
Всё пытаюсь понять, каким образом моё имя Янина превратилось в Джанарну. Но не возражаю.
— Вы так за него боитесь, — продолжал тип. — Неужели вы, экстрим-оператор, способны недооценивать ваше животное?
— Моего друга, — сказала я.
В глазах червя мелькнуло что-то мерзкое.
Таким типам нравится называть экстрим-операторов зоофилками. Для них даже порно соответствующее снимают такие же типы. Таким типам вообще много чего нравится такого, от чего нормальных людей выворачивает наизнанку.
— Прекрасно, — сказал он, улыбнувшись. Меня затошнило от этой улыбки. — У вашего друга огромный боевой опыт. О его тактико-технических характеристиках и говорить нечего…
— Я не знаю, кого или что вы выставите против него.
— Когда вы уходите в заброс, вы знаете, кого или что встретите там?
— В забросе, местер Коллин, мы никогда не лезем в драки. Очень глупо составлять мнение о профессионалах, насмотревшись дешёвых фильмов про них.
— Поймите, у нас нет цели убить вашего зверя, — морщась, сказал местер Коллин, снова вынул мятый платок и начал обмахиваться. — Зачем? Да, существует тотализатор. Но посмотреть на такой поединок придёт множество людей, мы получим огромный сбор…
Аджи вопросительно глянул на меня через голову агента. Я покачала головой.
— Как вы думаете, на кого поставят люди? — устало спросила я, заставив себя посмотреть в выпуклые блестящие глаза слизня. — На боевого нукту или на что угодно другое? И какие суммы будут ставить? Местер, вы меня утомили.
Он вздохнул. Дыхание его было ядовито.
— Подумайте, — выложил свой козырь ядозуб, — суммы, которую мы вам заплатим, с лихвой хватит на то, чтобы выплатить долги, вернуться домой и жить там вполне достойно.
Аджи сел и склонил голову набок. Я выразительно ответила взглядом: «Нет».
— Поймите, — сказала я агенту без особой надежды на понимание. — Если Аджи погибнет, вся моя жизнь рухнет. Он — моя соломинка. Без него я просто пойду на дно.
