Короче, выделилась наша г-жа своим пышно-буйным цветом в продуктовом ряду, то есть в вишневом саду. И хотя собственно продукта, то есть сочной костянки [117] с шаровидной косточкой, еще не было, уже ни одному садовнику не могло прийти в голову, что наша г-жа – какая-то там vulgaris. Кое-кто даже подумывал – не вывести ли нашу г-жу в отдельный подрод с названием, к примеру, luxuriosus или magnificus. Столь многообещающей казалась наша г-жа на фоне прочих вишен, которых уже и г-жами величать не очень хотелось.
Только один очень старенький дедушка, который, по слухам, еще за самим Гумбольдтом носил чемодан с гербариями, не разделял ничьих восторгов, а тихо собирал сухие веточки, бормоча что-то в желтые усы.
Весть о необыкновенно цветущей г-же разнеслась по всей садоводческой округе, и полюбоваться на нее приезжали целыми экскурсиями. И многие садовники выдвигали разнообразные гипотезы – чем еще удивит ботаническое сообщество эта необычная г-жа.
«Надо бы денег, что ли, за просмотр цветов уже брать», – думала г-жа вишня, демонстративно кокетничая с легким весенним ветерком.
Однако коммерческие планы нашей г-жи так и остались планами, ибо пора цветения плавно сменилась порой плодоношения. Для г-жи вишни это оказалось полной неожиданностью: как-то за всем своим многообещающим пиаром она подзабыла, что у каждой г-жи вишни помимо цветов должны быть еще и плоды. А ресурсы-то исчерпаны! Нечем больше фотосинтез стимулировать!
Поэтому плодов у нашей г-жи оказалось ровно столько же, сколько и у остальных, и формы они были не квадратной, а обычной шарообразной, и цвета они были не какого-то там сиреневого, а вполне себе заурядного – то есть вишневого. Нормальные плоды, в общем. Но нормальные – для обычной вишни, а от нее-то ждали чего-нибудь экстраординарного, хоть и неизвестно точно чего!
Садовники почувствовали себя одураченными. Некоторые предложили тут же переименовать ее в falsus [118] , кое-кто предлагал и вовсе оскорбительный вариант: stolidus [119] , а были и такие, кто призывал вообще вырубить г-жу под корень, как не оправдавшую надежд коварную обманщицу.
Только один очень старенький дедушка, который, по слухам, еще самому Линнею за формалином бегал, вдруг растолкал возмущенную толпу и вышел на передний план со словами:
– Ша, садовники! Не лезьте в классификацию. И в естественный отбор не лезьте. Эта ж вишня хоть и глупа, но безвредна. Тщеславней прочих, да ведь плоды у нее не хуже! Не хотите вишен с этой вишни – так и не берите. Глядишь, через годик она поумнеет, а вы перестанете обижаться.
Так оно и произошло.
И жила наша г-жа вишня еще долго и счастливо, больше ничего особенного не обещала, и наплодоносила среднестатистических плодов, и умерла в один день, когда весь вишневый сад вырубил какойто купец, чтобы на этом месте построить элитный коттеджный поселок. Но это уже другая история, многие ее читали.
Смысль: А смысль сей притчи такова, что не обещай слишком много, если дать можешь то же, что и все. Разочарованный потребитель может ведь и вырубить.
Комментарий сиамских мудрецов: Если бы действие притчи происходило в утонченной Японии, то результат был бы иным – там несъедобной сакурой никого не удивишь. Тамошний потребитель вишен особо не ест – на цветочки полюбуется, красоту употребит, тем и сыт бывает духовно, а съедобного продукта он от этих г-жей и не ждет. А кое-кто даже сам начинает продукт производить – в виде хокку, например:
Сакуры цветок —
Хоть на хлеб не намажешь,
А на сердце – кайф.
Отсюда смысль вторая, дополнительная: Цвести пышным цветом стоит там, где одними обещаниями будут сыты, а в голодных краях ягодки предпочитают цветочкам.
Мелкие детали внутреннего «я» японского городового Притча тринадцатая, японская – о глубоком копании и чрезмерно тщательном подходе
Один г-н был самураем. Конечно, если руководствоваться древнеяпонской табелью о рангах, то самурай не мог быть полноценным г-ном, потому что у него у самого в те времена [120] должен был иметься г-н, а именно сёгун [121] , стоящий на японской социальной лестнице на ступеньку, а то и на целый пролет повыше. Хотя, если посмотреть со ступеньки пониже, например с позиции простого крестьянина, – то самурай был ему вполне г-н. Чтобы не путаться в определениях, пусть уж этот самурай будет в нашей притче г-н, а сёгуна для краткости будем звать просто сёг-н.
У г-на самурая была проблема. Г-ну самураю было крайне необходимо заиметь себе сёг-на, что в условиях ограниченного спроса на самураев на фоне их неограниченного предложения было весьма затруднительно.
К тому же г-н самурай был еще неопытным, из лука не обстрелянным и мечом не рубленным – только-только из самурайского училища. Хоть и окончил он его с красным японским дипломом [122] , но сёг-на еще ни разу себе не искал. Поэтому нервничал страшно, боялся потерять лицо и даже заранее подумывал о сеппуку [123] .
Тут как раз одному сёг-ну срочно понадобились разнообразные асигара [124] . Оклад хороший – 100 коку риса в год [125] плюс социальная программа: бесплатный кусунгобу [126] и кайсяку [127] , а также похороны за счет сёг-на (если он к тому моменту сам себе харакири не сделает). И карьерный рост обещают (если, опять же, не харакири) – аж вплоть до хатамото [128] .
Чтобы не потерять лицо и таки быть взятым в асигара, г-н самурай стал мучительно заниматься рытьем в себе, то есть самокопанием в собственном имидже, то есть рассматриванием мелких деталей своего внутреннего «я». Результаты рытья, копания и рассматривания его категорически не устроили, и короткий кинжал кусунгобу мысленно завис над его животом.
– Теорию учил? Ну-ка, о чем 1228-я глава «Хакагурэ»? [129] Наизусть, и быстренько! Что сёг-н о тебе подумает, представляешь? – грозно спрашивал кинжал у г-на. – Зачем ему дремучие самураи?
Усилием самурайской воли г-н самурай убрал кинжал от живота и принялся за самосовершенствование с целью наилучшего представления себя в глазах потенциального покупателя. То есть принялся за оттачивание мелких деталей своего внутреннего «я».
Для начала повторил наизусть все 1300 глав «Хакагурэ». Подумав, на всякий пожарный выучил «Бусидо» [130] целиком. Было тяжело, но, разогнавшись, г-н самурай выучил заодно и «Закон о военных домах», и «Основы воинских искусств», и кое-что еще факультативное, чтобы не быть застигнутым врасплох.
Долго ли, коротко ли, но с образовательной неуверенностью г-н самурай почти покончил – ну разве что на 1228-й главе немножко запинался. Однако зловещий кинжал снова замаячил перед его мысленным взором.
– А ну как сёг-н не только твоей юридической подкованностью заинтересуется? – злорадно спрашивал кусунгобу, и его острие опасно приближалось непосредственно к пупку г-на самурая. – А ну как сёг-н заинтересуется твоим вооружением? Во всеоружии ли ты осмеливаешься претендовать на столь почетное место?
Г-н самурай бросился изучать, холить и чистить матчасть – целых 12 кило без шлема! [131] Потренировался в ритуале надевания (на время), натренировался как омоновец, неизвестный в ту пору, то есть за полминуты мог облачиться в полный панцирь ёрои (а в неполный харамаки и вовсе за пятнадцать секунд заныривал). Это без шлема, конечно. Одна досадная деталь – со шлемом даже в минуту не укладывался – ну, не получалось быстрее.
