– Это ваше последнее слово?
– Да, последнее. Решение принято – окончательное и бесповоротное.
– Берегитесь, господин маркиз, вы совершаете глупость.
– Это, голубушка, вас не касается. Но я никогда не позволю создать ассоциацию, единственная цель которой будет заключаться в том, чтобы меня убить.
– В таком случае я могу действовать по своему усмотрению? – спросила Меротт.
– Это угроза?
– Может быть.
– Ну что же, действуйте. Но, может, вы, мадам, хотите узнать и мое мнение?
– Говорите, сударь.
– Вы слишком во мне нуждаетесь, чтобы компрометировать просто так, шутки ради. Уверен, что вы вновь придете ко мне в тот самый день, когда я избавлюсь от этой своры, которая взялась на меня лаять.
В течение некоторого времени Меротт хранила молчание. Она смотрела на Маталена и будто пыталась предугадать, что ему уготовано в будущем.
– Может случиться так, что вы окажетесь правы, – наконец произнесла она, – и эти слова вас спасут.
– От чего же?
– От галер, полагаю.
– Если до этого дойдет, живым я не дамся.
– Неважно, – ответила Меротт. – Мое предложение остается в силе. Кроме того, теперь я знаю вас достаточно, чтобы понимать – вы ко мне еще прибежите.
– Когда же?
– Когда свора, о которой вы только что говорили, станет рвать вас на куски.
Это сравнение из области охоты не слишком пришлось Маталену по душе. Немного помолчав, старуха властным тоном продолжила: – Я наберусь терпения и подожду. Мы еще увидимся, в этом у меня нет никаких сомнений. Вы либо придете ко мне, либо позовете, и тогда я откликнусь на ваш зов.
– Смотрите не ошибитесь.
– Вскоре сами во всем убедитесь. Именно поэтому я оставляю вам свой адрес.
– Нет-нет, не трудитесь, прошу вас, – ответил Матален, насмешливо ухмыляясь.
– Дорога на Тондю, угол улицы Повешенного, за торговками рисом.
– Ваше жилище прекрасно вписывается в местный колорит, – ответил бретер. – Тондю[5] должно напоминать о юности, ведь вы своими руками остригли не одного барана. А насчет Повешенного… Как знать!
Старуха улыбнулась, продемонстрировав зубы плотоядного хищника.
– Здесь мне больше делать нечего, – промолвила она. – До свидания, маркиз.
Матален не ответил. Уже переступая порог, старуха добавила: – Все же пощадите Вертея – это мой вам дружеский совет.
И ушла.
Затем, не теряя ни минуты, мегера поспешно направилась в дом мадам Лонгваль. Та уже ждала ее добрых полчаса – в состоянии тревоги и непередаваемого нервного напряжения.
Как только Меротт назвала имя мадам де Лонгваль, ее тут же провели в покои.
Очаровательная молодая женщина сидела в заранее обдуманной позе. Под рукой у нее были бумажник и кошелек. Как только ведьма закрыла за собой дверь, хозяйка дома сказала: – Здесь требуемая вами сумма, полагаю, вы принесли мне изложенные в письменном виде извинения господина де Маталена?
Несмотря на всю свою уверенность, старуха смутилась и ответила: – Мадам, вчера я осмелилась слишком много на себя взять.
– Как! Маркиз отказался?
– Увы, мадам! От этого я опечалена даже больше, чем вы.
– Отказался! – повторила мадам Лонгваль, уже привыкшая к мысли о том, что ее Гектор спасен.
Меротт хранила молчание.
– Тогда зачем вы сюда пришли, мадам?
– Предупредить вас, черт побери! – воскликнула ужасная старуха, вновь обретая весь свой апломб.
Мадам де Лонгваль вскочила, выпрямилась и задрожала; глаза ее полыхнули ненавистью и отвращением. Она повелительным жестом указала Меротт на дверь и закричала: – Убирайтесь! Убирайтесь, немедленно!
– Ваш гнев мне понятен, – нагло возразила старуха, – но тем не менее вам не стоит вести себя со мной так бесцеремонно.
– Почему? Сделайте одолжение, объяснитесь.
– Потому что вы поведали мне свой секрет и одно-единственное мое слово может вас погубить.
– И кто же меня погубит? – закричала мадам Лонгваль, больше не в силах сдерживаться. – Вы?
Она подошла к камину и с силой дернула за веревку колокольчика. Через минуту на пороге встала горничная.
– Передайте моему мужу, брату и другим домочадцами незамедлительно прийти сюда, я их жду.
– Что вы задумали? – спросила Меротт, удивляясь той решительности, с которой действовала мадам Лонгваль.
– Что я задумала? – ответила та. – Сейчас увидите.
– Но, мадам… в конце концов… – начала Меротт, чувствуя себя явно не в своей тарелке.
– Замолчите! Вы хотите меня напугать, нагнать страху, воспользоваться ситуацией, для вас, якобы, ясной и понятной, и тем самым заставить меня выполнить ваши грязные, мерзкие требования.
В этот момент в гостиную, где разворачивалась эта сцена, вошел господин де Лонгваль. Его сопровождали еще трое мужчин – ближайших родственников хозяйки дома.
– Господа, – начала госпожа Лонгваль, – эта женщина под пустячным предлогом пришла ко мне, понавыдумывала бог знает каких историй и теперь требует подчинения, грозя какими-то непонятными разоблачениями и откровениями.
Меротт, решившая идти напролом, уже открыла было рот, чтобы выдвинуть против мадам Лонгваль обвинение, но тут господин Лонгваль обратился к ней с неожиданным вопросом: – Кто вы?
– Женщина, которая…
– Это не ответ. Как вас зовут?
– Меротт.
– Таких имен не бывает. Этот господин – заместитель королевского прокурора, он сумеет выудить из вас правду.
Эта фраза произвела на мегеру самое сильное впечатление. Она слегка побледнела, сбавила тон и сказала: – По-видимому, сегодня у мадам расшалились нервы, ведь я неизменно проявляла по отношению к ней всяческое уважение. По поводу того, что мне хотелось ей продать, я, возможно, слегка погорячилась, но это еще не повод для того, чтобы вести себя со мной как с человеком, совершившим страшное злодеяние. Я готова откланяться.
Эти речи Меротт оказали на господина Лонгваля и других домочадцев весьма благоприятный эффект.
Мадам Лонгваль, со своей стороны, почувствовала, что воинственная старуха отказалась выдавать ее тайну, по крайней мере на данный момент, и настаивать не стала.
– Это правда, Гортензия? – спросил ее муж.
– Почти. Я допускаю, что поддалась чувствам, по ошибке подумав, что слова этой дамы таят в себе угрозу.
