Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 20
Один из ранних дагеротипных аппаратов производства французской фирмы Sussee Frères, около 1839 г.
Греков был не только первым создателем русских дагеротипных камер, но и первым русским, открывшим фотоателье – «художественный кабинет» для посетителей, которые желали заказать портрет «величиной с золотою табакерку». Появлявшиеся в России до того ателье держали иностранцы. Упоминание табакерки не случайно. Дагеротипные портреты приходят на смену рисованным, которые художники выполняли на заказ. Как правило, это были миниатюрные изделия, как раз «величиной с золотою табакерку».
После первого объявления в «Московских ведомостях» от 25 мая 1840 года, в котором Греков предлагал публике свои аппараты и оповещал москвичей об открытии «художественного кабинета», в следующем номере газеты от 29 мая 1840 года был напечатан материал главного редактора «Московских ведомостей», который делился своими впечатлениями о посещении студии Грекова: «Мы видели новое доказательство русского ума в лаборатории А. Г…ва при новых опытах над магическим дагеротипом, что делается по способу изобретателя в 1/2 часа и более, наш соотечественник то же самое производит в 4 или 5 минут, и по прошествии минут двадцати мы увидели на дощечке снятые на наших глазах церкви, дома и множество других предметов с наималейшими подробностями. Нельзя без восхищения видеть этого изумительного, непостижимого действия, производимого светом!». Таким образом, уменьшение времени выдержки было следующим достижением Алексея Фёдоровича в работе с дагеротипом. Особенно важным это оказалось при съемке портретов. Потому как при длительных выдержках люди, вынужденные сидеть неподвижно слишком долго, выходили неестественными. Поначалу вообще не верилось, что возможна портретная съемка дагеротипов. «Думали употребить его на снятие портретов, но опыты были неудачны… Малейшее движение губ, бровей, ноздрей придает фигурам безобразный вид, уничтожает сходство», – писал корреспондент петербуржской «Северной пчелы» из Парижа. Но и после того, как в портретную силу дагеротипов поверили, критические возгласы не утихали. «Косность, навязываемая всей физиономии портретируемого под ярким солнечным светом, уподобляла лица на этих портретах лицам людей, подвергнувшихся мучениям», – писал один из современников о ранних дагеротипах. Ателье первых мастеров, бывало, сравнивали с камерами пыток. Что неудивительно. Чего стоил один вид специализированных держателей для головы, стоявших позади кресел для портретируемых! Они были «жертвами» съемки. «Лицо было черным, гримаса говорила о перенесенных страданиях, глаза остались полуоткрытыми. Видно, страдалец держался стойко», – подобные описания свидетелей того, как проходило портретирование «жертв», время от времени высказывались на страницах газет в разных странах. Поэтому так важно было добиться уменьшения выдержки, ведь чем меньше становились выдержки, тем более живыми получались портреты.
Дагеротипная камера производства фирмы Giroux, 1839 г.
Публикация, в которой было объявлено в том числе о смене владельца дагеротипного ателье в доме Чамерсова («Московские ведомости», 1842 год). На самом же деле и Г. Вокерг, и В. Окергиескел – одно и то же лицо: Алексей Фёдорович Греков.
В течение следующих двух-трех лет Греков продолжал более-менее регулярно публиковать свои «фотографические» объявления и заметки, подписывая их «А. Гр.» или «А. Гр…в». В последующих номерах «Ведомостей» он рассказывал о своих удачах и неудачах при дагеротипной съемке, давал советы по тому, как усаживать портретируемых. Греков пытался найти возможность ослабить «действие солнечных лучей на лицо снимаемой особы, чтобы всякий мог очень легко просидеть до 15 минут», а также изменить конструкцию кресла так, чтобы «голова опиралась на подушечку и оставалась совершенно неподвижною, отчего все портреты выходят весьма чисты и сходны до невероятности».
Большинство заметок носили информационно-рекламный характер – неслучайно их печатали обычно в «Прибавлениях», среди других объявлений на разные темы. «…Кому не будет приятно срисовывать всякого рода виды лучше самых искусных рисовальщиков и срисовывать никогда не учившись рисованию!… и без малейшего труда: стоит вам только навести на желаемый предмет камер-обскуру, вложить дощечку, посидеть несколько минут сложа руки, и Вы получите рисунок, который после того нужно только подвергнуть действию паров (труд, не требующий собственных хлопот – его можно поручить слуге)». Написать так, чтобы заинтересовать, завлечь публику и чтобы в студию начали приходить посетители, – через объявления Греков пробует решать и эту задачу.
Художественный кабинет Грекова неоднократно менял адреса. Если в первый год съемок он адресовал всех в книжную лавку Ширяева, то публикация в «Московских ведомостях», напечатанная 12 июля 1841 года, приглашала москвичей на улицу Остоженка, в дом господина Киреевского, известного славянофила и собирателя русского фольклора. «Дом был каменный, двухэтажный, с железной наружной дверью и с железными решетками у окон каждого этажа, точно крепость. Он стоял в тенистом саду без дорожек, на улицу выходил лишь сплошной забор с воротами». Рядом стояла церковь Воскресения. Киреевский, по воспоминаниям современников, занимал второй этаж. Значит, заведение Грекова и его приятеля химика Ф. Шмидта, скорее всего, находилось на первом. Желая скрыть свою принадлежность к штату «Московских ведомостей» или же привлечь заказчиков иностранной фамилией, Греков снова выступает под псевдонимом – на этот раз это зеркальное прочтение его фамилии и сокращенных инициалов, Греков превращается в А. Вокерга. В 1842 году, 7 февраля, А. Вокерг переехал работать по новому адресу – на Малую Бронную в дом господина Чамерсова. Стоимость дагеротипа в ателье в тот момент составляла «обыкновенному портрету 2 руб. сер., в рамке 3 руб. сер.». Рамки можно было выбрать тут же, в ателье. Всего через неделю Алексей Фёдорович вместе с Ф. Шмидтом открыли второе заведение, в доме господина Крича на улице Кисловка. На этот раз Греков взял новый пседоним – И. Гутт, предположительно происхождением от немецкого слова gut, что означает «хороший, доброкачественный». Ф. Шмидт писал о новом ателье в «Московских ведомостях»: «Честь имеем известить, что в доме Крича, на Кисловке, близ Никитскаго монастыря, открыта нами зала для снимания светописных портретов. Желая достигнуть возможнаго совершенства, мы приспособили все новыя открытия, могущия вполне оправдать успех наших занятий; чему содействовало особое устройство комнаты и лучшее распределение света по способу, привезенному Г-ном Гуттом из Парижа, и выписанныя им превосходныя камер-обскуры». Шмидт заверяет читателей в том, что все несовершенства, которые имели портреты, создаваемые ими в прежнем ателье «на Стоженке» (т. е. на Остоженке), были устранены. «Снимание портретов делается в самое кратчайшее время и не требует яркаго освещения; почему даже в снежную и дождливую погоду можно с успехом снимать портреты. Так как удача портрета зависит от особеннаго устройства комнаты и приспособления ея к некоторым химическим операциям, то портреты могут быть снимаемы не иначе как только в устроенной нами зале». Именно здесь около 1842–1843 годов сделан портрет графини Е. А. Зубовой – единственный из атрибутированных на сегодня дагеротипов авторства ателье Грекова. К сожалению, в те годы еще не было принято подписывать работы, а многие из них просто не сохранились.
Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 20
