В первый раз я присмотрелась как следует к спутнице королевы. Стало быть, это ее дочь, принцесса Изабелла. Высокая светловолосая молодая женщина живого нрава, с трудом скрывающая сейчас свою скуку. Как я могла ошибиться, приняв ее за одну из обычных фрейлин? Королева предпочитала одежды темных тонов, зато у принцессы каждая золотая нить, каждый драгоценный камень гордо подчеркивали ее высокое положение — каждая деталь, от ажурной золотой сеточки для волос до позолоченных туфелек.
— Кое-что вполне может подождать до тех пор, пока вы окрепнете, — недовольным тоном заметила принцесса. Я с грустью смотрела вслед этой паре, медленно удалявшейся по центральному нефу. У самых дверей принцесса оглянулась через плечо, остановила взор на мне.
— Не стой столбом, девчонка! Подай четки.
«Что-нибудь да подвернется», — говорила я Гризли. И теперь мне не нужно было повторять дважды.
Несмотря на все настояния дочери, королева решительно отказалась ложиться в постель.
— Я еще належусь в постели, а потом, когда придет смерть, в гробу!
Я застыла у дверей гостиной комнаты настоятельницы, пока королеву усаживали в кресло с высокой спинкой и мощными подлокотниками. Можно было положить четки на стоящий у двери большой дорожный сундук и незаметно уйти, пока Изабелла отдавала распоряжения слугам: принести подогретого вина и меховую накидку, чтобы королева могла согреть дрожащие конечности. Но внутренний голос говорил мне: «Останься!» И я осталась в комнате.
— Ничего не говори королю, Изабелла! — приказала королева хриплым измученным голосом.
— Отчего же? — Изабелла взяла мать за руку и вложила ей в пальцы чашу с вином.
— Не смей рассказывать об этом. Я тебе запрещаю! Не хочу, чтобы он лишний раз волновался!
Глаз она так и не открывала, голос был едва слышен, но какая сила воли! Я испытывала и сострадание, и глубочайшее восхищение. Любит ли король ее до сих пор? Он вообще когда-нибудь любил ее? Ведь это не считается обязательным для царственных особ, браки между которыми заключаются из политического расчета. Каково это: чувствовать себя старой и никому не нужной? А королева, тем не менее, желала уберечь супруга от тревог по поводу ее здоровья.
Похоже, что королева уловила направление моих мыслей. Она раздраженно оттолкнула руку Изабеллы и выпрямилась в кресле. Вот наконец оно все и появилось: царственная осанка, властный взор. Превозмогая боль, она обратила этот взор на меня и улыбнулась. Лицо ее смягчилось, даже стало красивее. Или мне казалось, что крупные грубоватые черты ее лица лишены всякой красоты и очарования? Так я ошибалась!
— Ты принесла мне четки. — И она с трудом протянула ко мне руку.
— Да, ваше величество.
— Это я ей велела. — Изабелла налила вина в другую чашу и осушила ее. — Бог свидетель, что за жалкое пойло!.. Мы были слишком заняты вами, чтобы переживать еще из-за нитки жемчуга. Вы же помните — пытались не дать вам упасть, пока стадо этих невежественных монашек…
— Однако же она молодчина. — Королева поманила меня, и я опустилась на колени перед ней. — Ага, conversa, как я вижу. Скажи, как тебя зовут?
— Алиса.
— А тебе совсем не хочется сделаться монахиней? — Она взяла меня за подбородок, подняла голову и внимательно всмотрелась в мое лицо. — Ты не чувствуешь в себе призвания?
Никто прежде не задавал мне такой вопрос, равно как и не говорил со мной так ласково. В ее глазах светилась мудрость, которая понимает все. Неожиданно и помимо моей воли глаза защипало от слез.
— Не чувствую, ваше величество. — Раз уж она этим заинтересовалась, я решила рассказать ей все как есть. — Когда-то я была послушницей. Потом стала служанкой, потом вышла замуж. Теперь я вдова. Вот и вернулась сюда в качестве мирской сестры.
— И к этому ты стремишься? Оставаться здесь?
— Нет, ваше величество, — ответила я, решив ни за что не лгать. — Я не останусь здесь дольше, чем необходимо.
— Значит, у тебя есть свои планы… А сколько тебе лет?
— Скоро семнадцать, насколько мне известно. Я уже не дитя, ваше величество, — сочла нужным добавить я.
— Для меня — дитя! — Она сразу улыбнулась веселее. — Ты знаешь, сколько лет мне?
— Не знаю, ваше величество, — сказала я, потому что любой другой ответ сам по себе был бы непозволительной дерзостью.
— Сорок восемь[16]. Думаю, тебе я должна казаться древней старухой. — Так оно и было. Мне этот возраст представлялся более чем преклонным, а страдания добавляли королеве на вид еще лет десять-двенадцать. — Когда я невестой приехала в Англию, то была еще моложе, чем ты сейчас. А мне кажется, это случилось вчера. Жизнь летит так быстро…
— Выпейте еще, Maman. — Изабелла вложила в руки королевы новую чашу, осторожно придерживая ее в распухших пальцах матери. — Мне думается, вам нужно отдохнуть.
Я решила, что меня сейчас прогонят, но королеву не так-то легко было заставить плясать под чужую дудку.
— Сейчас, Изабелла, сейчас. Так вот, Алиса… У тебя что, нет никого из родных?
— Никого, ваше величество.
— А кто был твой отец?
— Не знаю. Он трудился в городе. Кажется, был кровельщиком.
— Понятно. — Я почувствовала, что она действительно понимает меня, несмотря на разделявшие нас годы и положение в обществе. — Как это печально… Ты напоминаешь мне моих дочерей, Маргарет и Мэри. Они обе умерли от чумы в сентябре прошлого года.
— Maman!.. — тяжело вздохнула Изабелла. А я подумала: разве я хоть чем-то похожа на принцесс крови?
— Ты одного с ними возраста, — объяснила королева, словно в ответ на мои сомнения. — И слишком молода, чтобы быть вдовой. Хочешь снова выйти замуж?
— Да кто меня возьмет? Я бесприданница, — ответила я, не очень-то пытаясь скрыть свое недовольство таким положением. — Все, что я могу предложить… — тут я прикусила язык.
— А что ты можешь предложить? — спросила королева как будто с неподдельным интересом. Я обдумала перечень своих талантов.
— Я умею читать, писать и считать, ваше величество. — Раз уж кто-то проявил ко мне интерес, я все выложу! — Умею читать по-французски и на латыни. Могу писать, и не только свое имя. Могу вести счета. — В своем простодушии я немного преувеличивала.
— Так много всего… — На ее губах снова появилась улыбка. — А где ты научилась вести счета?
— У Дженина Перрерса. Ростовщика. Он научил меня этому.
