Но если уединиться в этом затерянном мире его побудила мизантропия[89], непреодолимая неприязнь к обществу себе подобных, чем тогда объяснить его доброту, самоотверженность, великодушие по отношению к туземцам Магеллании? По серьезному и печальному лицу Кау-джера можно было заключить, что жизнь не уберегла его от многих разочарований, может быть, от крушения амбициозных планов, которые не смогли реализоваться, возможно, от отказа реформировать общество, которое он не мог принять… И кто знает, не усилилась ли от всего этого его ненависть ко всему человеческому роду, за исключением жалких индейцев с Огненной Земли?..
Первое время — примерно в течение полутора лет — Кау-джер не покидал главного острова, на который высадился. И все это время росли доверие индейцев к нему и его влияние на туземные племена. К нему приезжали советоваться жители других островов: Осте, Наварино, Вулластон, заселенных индейцами, несколько отличающимися от народности якана; их прозвали каноэ, или индейцы на пирогах; подобно своим собратьям, они жили охотой и рыболовством. Эти индейцы приезжали к своему благодетелю, когда тот оказывался в каком-либо становище на побережье пролива Бигл. Кау-джер никому не отказывал ни в совете, ни в уходе. Часто, в особо серьезных случаях, когда какая-нибудь эпидемия поражала то или иное поселение, где туземцы жили рядом с миссионерами, он устремлялся на борьбу с этим бедствием, сохраняя крайнюю сдержанность во всем, что касалось его самого. Вскоре он стал известен по всей стране. Его слава перешагнула Магелланов пролив. И на том берегу узнали, что некий иностранец, поселившийся на Огненной Земле, получил от признательных рыбников прозвище Кау-джер. Его не раз просили приехать в Пунта-Аренас и наладить отношения с жителями этого чилийского поселения, но Кау-джер неизменно отвечал отказом, и ничто не могло заставить его изменить решение. Казалось, он не хотел ступать на землю, которую не считал свободной.
Именно тогда, через восемнадцать месяцев, произошел инцидент, последствия которого в какой-то мере изменили образ жизни чужеземца.
Кау-джер упорно не хотел появляться на полуострове Брансуик, который относился к Патагонии, зато патагонцы без стеснения вторгались на Огненную Землю — им не составляло никакого труда перебраться на лодках на противоположный берег Магелланова пролива. Там они устраивали временные стоянки и на лошадях совершали «большие рейды» — пробеги от одной оконечности Огненной Земли до другой.
Неутомимые всадники, патагонцы, преодолев обширную горную область на севере Огненной Земли, появлялись то у мыса Орендж, у начала второй горловины[90], то у мыса Эспириту-Санто, у самого входа в пролив. Продвигаясь от бухты к бухте вдоль побережья Атлантического океана, они требовали от огнеземельцев уплаты дани, а если встречали сопротивление, то нападали на них и забирали пищу, захватывали в плен детей и увозили в племена патагонцев, где держали в рабстве до совершеннолетия. Иногда они добирались до мыса Сан-Диего, до пролива Ле-Мер, последнего рубежа Огненной Земли. Кау-джер неоднократно видел их, когда они шли проливом Бигл, направляясь к полуострову, диковинным образом изборожденному отрогами горных массивов Дарвин и Сармьенто, но уклонялся от встреч, а если обнаруживал их следы вблизи стойбищ огнеземельцев, то предупреждал последних об опасности. До сих пор он никогда не вступал в контакт с этими жестокими грабителями, на которых не могли найти управу власти Чили и Аргентины.
Между патагонцами и огнеземельцами существуют довольно заметные этнические различия как в антропологическом, так и в бытовом отношении: патагонцы относятся к народу техуэльче[91], огнеземельцы — к якана. Возможно, прежде якана жили в Патагонии, расположенной между Чили, Аргентиной и Атлантикой. Но сильные всегда правы, и гонимые огнеземельцы были вынуждены оставить континент и искать спасения на островах.
Пора покончить с легендами, созданными Сармьенто, и разрушить сложившиеся представления относительно патагонцев и, в частности, их роста. В среднем они не выше 173 сантиметров, хорошо сложены, кожа у них смуглая, волосы черные, поддерживаемые на лбу повязкой, а сзади падающие на плечи; у них нет ни усов, ни бороды. У них широкие скулы, узкие и раскосые, напоминающие монгольские, глубоко посаженные глаза, приплюснутый нос.
На Американском континенте, по ту сторону Магелланова пролива, и то лишь на самом побережье и, возможно, в западной части Патагонии, сплошь занятой лесами и горами, еще, может быть, и встречаются рыбники. Вся же остальная территория с ее бескрайними равнинами и необозримыми прериями принадлежит патагонцам. Этим храбрым и неутомимым всадникам нужны огромные территории: пастбища для выпаса лошадей, охотничьи угодья, где водятся гуанако, вигони и страусы.
И еще об одном отличии между этими индейскими народами следует сказать.
Патагонцы объединены в компактные племена, подчиняющиеся власти вождя — касика, типа знаменитого Конгре, о котором упоминает Дюмон-Дюрвиль. В отличие от них рыбники лишены социальной организации и живут семьями в общем поселении. И они вовсе не охотники, а рыболовы. Большую часть своей жизни они проводят не на спине лошади, а на воде, плавая в своих пирогах по бесчисленным извилистым проливам Магеллании.
Огнеземельцы немного уступают патагонцам в росте. У них большая квадратная голова, выдающиеся скулы, редкие брови. Углубление на черепе у них выражено сильнее. Их считают довольно примитивными существами, однако, если судить по количеству детей, вымирание им не грозит. То же самое можно сказать и о собаках, кишащих вокруг их стоянок.
В наши дни, как и во времена плавания «Астролябии» и «Зеле», рыбники страдают от соседства патагонцев, которые часто вторгаются на Огненную Землю.
Однажды, это было в ноябре 1874 года[92], судьба странника забросила Кау-джера на западное побережье Огненной Земли, примыкающее к Магелланову проливу, и он вынужден был вмешаться, чтобы остановить нападение на рыбников в Баия-Инутиль.
