Ричард оглядел проулок в поисках, на что бы сесть. Положив ему руку на плечо, маркиз слегка нажал, и Ричард растянулся на брусчатке.
– Она знает, что я обхожусь недешево. Что именно она мне предлагает?
– Извини?
– Что на кону? Она же тебя договариваться послала, молодой человек. Мои услуги стоят дорого, и задарма я не работаю.
Ричард пожал плечами – насколько это вообще возможно в положении лежа.
– Она просила вам передать, что хочет, чтобы вы проводили ее домой… где бы это ни было… и чтобы нашли ей телохранителя.
Даже когда маркиз стоял на месте, его глаза беспрестанно двигались. Вверх, вниз, по сторонам, словно он что-то искал, что-то прикидывал в уме. Складывал, вычитал, оценивал. Ричард спросил себя, не сумасшедший ли перед ним.
– И что она мне предлагает?
– Ну… Ничего.
Подув себе на ногти, маркиз отполировал их об отворот своего примечательного пальто и отвернулся.
– Она. Мне. Предлагает. Ничто. – Судя по тону, он был оскорблен.
Ричард кое-как встал на ноги.
– Ну, про деньги она ничего не говорила. Просто сказала, что будет у тебя в долгу.
Сверкнули белки глаз.
– И какой именно это будет долг?
– Очень большой, – сказал Ричард. – Она будет у тебя в по-настоящему большом долгу.
Де Карабас улыбнулся, как голодный леопард, увидевший заблудившегося крестьянского мальчика. Потом набросился на Ричарда:
– И ты оставил ее одну? При том, что вокруг бродят Круп и Вандермар? Ну так чего ты расселся?
Опустившись на колени, он достал из кармана небольшой металлический предмет, который вставил в крышку водосточного люка в устье проулка и повернул. Крышка поднялась на удивление легко. Спрятав этот предмет, маркиз из другого кармана вытащил что-то, напомнившее Ричарду фейерверк на длинной палке или химический факел. Держа его за конец, он провел вдоль него рукой, и химфакел вспыхнул алым пламенем.
– Можно задать вопрос? – спросил Ричард.
– Однозначно нет, – ответил маркиз. – Ты никаких вопросов не задаешь. Ты никаких ответов не получаешь. Ты с тропы не сходишь. Ты даже не думаешь о том, что в данный момент с тобой происходит. Понял?
– Но…
– И самое главное: никаких «но». А теперь нам нужно избавить деву от беды, – сказал де Карабас. – Время не на нашей стороне. Шевелись!
Он указал в открывшуюся под люком черноту.
Ричард зашевелился: стал с трудом карабкаться по металлической лестнице, вмонтированной в стену под крышкой люка, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке, понимая, что попал на такую глубину, выбраться с которой можно только на батискафе. Он был настолько ошарашен, что ему даже не пришло в голову спросить, куда они идут.
Интересно, где они? На взгляд Ричарда, на канализацию никак не походило. Может, это туннель для телефонных проводов или даже для очень маленьких поездов? Или… для чего-нибудь еще. Оказывается, он не слишком-то много знает о том, что происходит под лондонскими улицами.
Он ступал осторожно, нервно, боясь зацепиться за что-нибудь ногой, споткнуться в темноте и вывихнуть или сломать коленку. Де Карабас беззаботно шагал впереди, по-видимому, совершенно безразличный к тому, идет с ним Ричард или отстал. От горевшего алым факела по стенам метались огромные тени.
Ричард перешел на бег, чтобы догнать маркиза.
– Посмотрим… – пробормотал де Карабас. – Мне нужно доставить ее на Ярмарку. Следующая… м-м… через два дня, если память мне не изменяет, а она мне неизменно не изменяет. До тех пор я сумею ее спрятать.
– На Ярмарку? – спросил Ричард.
– На Передвижную Ярмарку. Но тебе про это лучше не знать. Больше никаких вопросов.
Ричард огляделся по сторонам.
– Ну, я собирался спросить, где мы. Но полагаю, ты все равно мне не скажешь.
Маркиз снова усмехнулся.
– Учишься! – сказал он. – Ты и так уже слишком глубоко увяз.
– Святая правда… – вздохнул Ричард. – Невеста меня бросила, и, вероятно, придется покупать новый телефон…
– Темпль и Арч! Телефон – последняя из твоих проблем.
Де Карабас поставил химический факел на пол, прислонив его к стене, где он продолжал гореть и искриться, и начал взбираться по вмурованным в стену металлическим скобам. После минутной заминки Ричард последовал за ним. Скобы были холодными и ржавыми. Он чувствовал, как под его ладонями осыпается ржавчина, частички которой забивались ему в глаза и в рот. Алый свет снизу потрепыхался, замерцал и погас. Дальше они карабкались в кромешной тьме.
– Значит, мы возвращаемся к д'Вери?
– Со временем. Есть еще одна мелочь, которую мне нужно сначала организовать. Страховку. И когда выйдем на дневной свет, вниз не смотри.
– Почему? – спросил Ричард.
А потом дневной свет ударил ему в лицо, и он посмотрел вниз.
– Был ясный день («Как это может быть день?» – спросил у него в голове слабый разумный голосишко. Была же почти ночь, когда он свернул в проулок. А ведь прошло… сколько?.. около часа?), и он цеплялся за перекладину железной лестницы, которая шла вдоль стены очень высокого здания (но всего несколько секунд назад он карабкался по этой самой лестнице, и она шла внутри!), а под собой видел…
Лондон.
Крохотные машинки. Крохотные автобусы и такси. Крохотные домики. Деревья. Миниатюрные грузовички. Крохотные, совсем как букашки люди. Они то проступали яснее, то расплывались снова.
Чистой правдой было бы сказать, что Ричард не слишком хорошо переносил большую высоту, но это не давало полной картины. Это было бы все равно что сказать: планета Юпитер больше утки. В общем и целом верно, но можно было бы выразиться поточнее. Ричард ненавидел утесы, скалы и высотные здания: где-то внутри него гнездился страх – не просто страх, а абсолютный и бесконечный ужас, – что если он однажды подойдет к краю слишком близко, то что-то им завладеет, и он против воли шагнет в пустоту. Он как будто не мог доверять самому себе, и это пугало его много больше, чем просто падение. Поэтому он предпочитал называть этот ужас боязнью высоты, ненавидел себя и ее и старался держаться подальше от смотровых площадок и вышек.
Ричард застыл. Его руки цепко прилепились к перекладинам. Где-то за глазными яблоками расцветала боль. Он дышал слишком часто, слишком глубоко.
– Кто-то, – произнес у него над головой веселый голос, – меня не слушал, да?
– Я… – Но голосовые связки у Ричарда отказывались повиноваться. Он сглотнул, чтобы смочить горло. – Я не могу пошевелиться.
Ладони у него вспотели. Что, если они вспотеют настолько, что он просто соскользнет в пустоту…
