— Да, знаю. — Она прикусила губу.
— А кто, напротив, защищал кошек, собак, как и всех, кто страдал от садистских выходок Джерри?
— Ты, — шепнула Глэдис.
Ей стало стыдно.
— Неужели еще кто-то верит мне, кроме моей матери?! — с притворным изумлением воскликнул Коул. — Скажи, чего ты ждешь от жизни, Глэдис? Чем можно удовлетворить твой непомерный сексуальный аппетит? — вопрошал он. — Хочешь, чтобы все мужчины на земле оказались у твоих ног? Да если это так, ты просто недостойна быть матерью! Сам не могу поверить, что я когда-то… — Он замолчал и презрительно отвернулся, как будто не мог больше видеть ее.
Глэдис не сводила глаз с его напряженной мускулистой спины. Ей было так больно, как будто мнение Коула что-то значило для нее… словно она была к нему неравнодушна.
А может, он отчасти прав? Ей действительно хотелось, чтобы ее все любили. Но разве это так плохо?
Она окликнула его, нерешительно протянула руку и слегка дотронулась до спины, обтянутой мягкой тканью рубашки. Коул нетерпеливо дернулся, словно от удара.
— Не прикасайся ко мне! — буркнул он не оборачиваясь.
— Я… — несмело пробормотала она. — Я хотела извиниться за то, что подумала, будто ты можешь меня ударить.
Коул медленно повернулся к ней. Его лицо было суровым, губы поджаты.
— Это была инстинктивная реакция, да? Должно быть, кто-то был с тобой очень жесток, раз у тебя выработался такой рефлекс. Кто это был? Дерек? — допытывался он.
— Да что ты! — воскликнула она. — Он такой милый…
— Рассказывай об этом его жене, а не мне, — сердито проворчал Коул, прищурившись. — Тогда кто же?
Если ты скажешь ему правду, то совершишь непоправимую ошибку, напомнила себе Глэдис.
— Прежде позволь мне рассеять твои подозрения в отношении Дерека. В суде мне предоставили бы такое право.
— Ты забываешь, что я видел вас вчера собственными глазами. Вы обжимались, целовались и миловались открыто, средь белого дня!
Она постаралась сдержать паническое чувство и унять дрожь в голосе.
— За этим ничего не стоит. Мы просто партнеры и хорошие друзья.
— Да уж, вы всегда были закадычными друзьями, не так ли? Объединились, чтобы обманывать хозяев усадьбы, как твоя чертова мамаша.
Слезы навернулись у Глэдис на глаза. Она смахнула их ладонью и тут же поняла, что это еще больше разозлило Коула.
— Ты должен поверить мне! — в отчаянии воскликнула она. — Вчера, когда ты нас увидел, я была очень расстроена, и Дерек успокаивал меня. Да, мы действительно любим друг друга, но это совсем не то, что ты подумал…
— Избавь меня от этих объяснений! — поморщился Коул. — Я слишком много раз видел тебя в объятиях разных мужчин, чтобы поверить в твою искренность.
У него было такое непреклонное выражение лица, что Глэдис сочла за лучшее отказаться от дальнейших попыток оправдаться. Черт с ним, пусть думает что хочет, решила она.
— Так кто же этот несчастный рогоносец, твой муж? — холодно спросил Коул. — Он заслуживает сочувствия.
Ну, вот и все. Теперь отступать некуда, вздохнула Глэдис.
— Ты хочешь спросить, кто им был, — хрипло поправила его она, опустив слова «мой муж».
Коул всегда отличался сообразительностью. Он быстро понял, кого она имеет в виду, и это привело его в ужас. Дрожащей рукой он придвинул стул и буквально рухнул на него, недоверчиво уставившись на Глэдис.
— Джерри?! — наконец выдавил он.
Она виновато опустила глаза, нервно теребя обручальное кольцо.
— Да.
— И это он избивал тебя?
Глэдис не ответила, но ее несчастное лицо было красноречивее слов.
— Сильно?
— Не всегда. Чаще промахивался, — тихо ответила она.
Коул в ярости скрипнул зубами.
— Этот крысеныш никогда не связывался с тем, кто мог дать ему отпор! — Он снова уставился на нее. — Не могу поверить. Ты жена… вернее, теперь вдова Джерри! — Наступила долгая пауза, а потом Коул горько усмехнулся. — Итак, ты добилась своего!
Сила его отвращения и презрения глубоко поразила Глэдис. Боль разрывала ей сердце, из души рвался крик…
— Ты ошибаешься, Коул, — шепнула она.
— Что ты говоришь? — с сарказмом заметил он. — Значит, вы полюбили друг друга, поженились, были счастливы вместе… Ты что, принимаешь меня за дурака, Глэдис? Ты не похожа на скорбящую вдову, и тебе не удастся убедить меня в том, что ты была неравнодушна к моему брату. Да как ты могла? — Он схватил фотографию Джерри и показал ее Глэдис. — И этого человека ты любила?! Как можно представить рядом тебя, которая начинала плакать уже на титрах фильма о Бэмби, и его — злобного, лживого, горького пьяницу и садиста… Что между вами общего?
Глэдис отвернулась, пряча лицо.
И правда, как это могло случиться? — задала она себе вопрос, который уже давно мучил ее. Как Джерри удалось убедить меня в искренности своих чувств?
— Чем он привлек тебя, скажи! — допытывался Коул, и в голосе его звучала насмешка.
Глэдис безжизненно заговорила:
— Выгнав твою мать из дома, Джерри приехал в Лондон, чтобы разыскать меня. Дерек сказал ему, где я поселилась…
— Не сомневаюсь! — сардонически вставил Коул.
Помолчав, она продолжила:
— Твой брат… сделал мне предложение.
— И ты охотно приняла его!
Как ей хотелось рассказать ему правду!..
Джерри предложил Глэдис жить вместе, но о браке речи не было, и прежде чем согласиться, ей пришлось пережить немало мучительных часов. Но она не станет объяснять Коулу, почему.
Молчание становилось гнетущим.
Глэдис стояла перед ним, сжав руки, а он сидел неподвижно и даже не моргал, словно лишившись последних сил.
Это пугало ее. Она могла бы рассказать ему, как все было на самом деле: как она в восемнадцать лет вышла замуж, как у нее отобрали ребенка и увезли его в другую страну, где он вскоре погиб… как она была подавлена, оплакивая сына и отчаянно тоскуя по дому. Джерри давал ей шанс вернуться к жизни.
Но сможет ли Коул понять ее?
Глэдис ненавидела ложь, но ей все-таки удалось сдержать порыв откровенности. Коул ее ненавидит, а значит, он должен считать, что она была замужем за Джерри.
— Не осуждай меня, ты же не знаешь всех обстоятельств… — тихо сказала она.
— Ты вышла за Джерри, — пробормотал он, и лицо его стало еще более усталым и измученным, — а теперь он мертв. Усадьба принадлежит тебе, а я считал, что она моя. Тебе просто повезло или это возмездие? Мои поздравления! Восхищен твоей ловкостью, но не могу одобрить твой моральный облик. — Он сжал в ладонях виски и тупо повторил: — Усадьба твоя. Твоя!
