И она потащила слегка упирающуюся Аню по коридору, и вскоре младший научный сотрудник научно-исследовательского института Залетаева Ирина Васильевна была немало удивлена, увидев так неожиданно перед собой свою дочь.
– Анюта… – произнесла она, широко раскрыв глаза. – В чём дело?! Почему ты здесь?
– Понимаешь, мамочка… – забормотала вконец растерявшаяся Аня. – Я… мне… Ну, я соскучилась… вот и приехала.
– Но кто тебе разрешил ехать одной в такую даль?
Аня не отвечала. Ей никто не разрешал ехать.
– Уроки ты, по крайней мере, сделала? – продолжала вопрошать Ирина Васильевна.
– Да, – сказала Аня.
Вокруг стояли и глядели на неё мамины сотрудники, и она не решилась признаться в том, что уроки ещё не сделала.
– Ах, Ирина Васильевна, какая у вас дочь умница! – вздохнула одна из маминых сотрудниц, Раиса Николаевна. – Не то что мой балбес… Он, по-моему, вообще уроков не делает.
– А моя посидит кое-как минут пятнадцать – и на улицу. Никакого сладу с ней! – пожаловалась другая, имени которой Аня не знала.
– Да, – сказала третья, – вам, товарищ Залетаева, позавидовать можно.
Ирина Васильевна осталась, видимо, довольна такими приятными словами своих сотрудниц, и поэтому она взглянула на Аню теперь уже не так строго.
– Ты пообедала? – спросила она Аню.
– Пообедала, – отвечала Аня. Но, спохватившись, сказала: – Только я очень пить хочу, мамочка.
– Она пить хочет, – ласково заулыбались сотрудницы. – Молодая, набегалась… Ирина Васильевна, между прочим, у нас в буфете лимонад есть!
– Ну пойдём, я угощу тебя лимонадом, – сказала Ирина Васильевна. – Но в следующий раз, пожалуйста, так не поступай. Предупреждай меня, по крайней мере.
И мама с дочерью отправились на третий этаж в институтскую столовую.
В столовой было уже совсем мало народу. Обеденный перерыв кончился. Две женщины в грязноватых белых передниках мыли в тазу тарелки и стаканы. Одна вытирала тряпкой зелёные и красные столики. Буфетчица поправляла в витрине покосившуюся плитку шоколада «Алёнка». Было тихо, и пахло не очень вкусной едой.
Мать и дочь Залетаевы взяли в буфете бутылку тёплого лимонада и сели его пить.
И тут – ты, наверное, не поверишь, но это случилось в самом деле, и мы готовы тебе в этом поклясться, – тут отворилась дверь столовой, и в неё вошли – Аню бросило в жар – высокий подтянутый мужчина в тёмно-сером костюме и мальчик в ковбойке, но на этот раз не в зелёной, а в синей с коричневым.
Да-да, это были Борис Борисович Дубов и его сын Боря Дубов, ученик шестого класса 628-й средней школы.
Войдя в столовую, оба остановились и как будто бы растерялись. Оживлённый разговор между ними почему-то мигом прекратился, и даже казалось, что они тут же забыли об этом разговоре. Выражение их лиц переменилось. Смеющееся лицо мужчины вдруг стало растерянным и несколько даже ошарашенным, а весёлое и беззаботное лицо мальчика приняло суровый и, мы бы даже сказали, вызывающий вид.
Дубовы смотрели на Залетаевых. Залетаевы смотрели на Дубовых.
Впрочем, мы выражаемся неточно. Не все Дубовы смотрели на Залетаевых, и не все Залетаевы смотрели на Дубовых.
Аня смотрела в стакан с лимонадом. И смотрела она в него с таким пристальным интересом, как будто там плавала золотая рыбка. А внимание Бори было приковано к большому шоколадному набору, красовавшемуся на самом видном месте буфетной стойки. Наверное, Боря очень любил шоколадные наборы.
Итак, Борис Борисович Дубов смотрел на Ирину Васильевну Залетаеву, а Ирина Васильевна Залетаева смотрела на Бориса Борисовича Дубова.
Лицо Бориса Борисовича снова приняло из растерянного прежнее приветливое выражение, и он, слегка наклонив голову, вежливо произнёс:
– Добрый день, Ирина Васильевна. – Причём светлые проницательные глаза Бориса Борисовича скользнули с лица Аниной мамы и остановились на Ане, разглядывая её внимательно и не без некоторой, скрытой где-то очень глубоко и оттого еле заметной, лукавой усмешки.
Лицо Аниной мамы осветилось приятной и любезной улыбкой.
– Здравствуйте, Борис Борисович, – с готовностью отозвалась она. – А мы вот тут лимонад пьём… Присоединяйтесь…
– Спасибо, Ирина Васильевна, – ответил Борис Борисович. И при этом очень быстро и внимательно взглянул на своего сына, который с неприступным и гордым видом оглядывал теперь в витрине банку баклажанной икры.
– Ну как, Борис Борисыч, составим компанию?.. – спросил отец.
Мальчику ничего не оставалось, как кивнуть. Впрочем, банка баклажанной икры по-прежнему его очень занимала. Наверное, он и к баклажанной икре был неравнодушен.
– А мы вот тут с дочкой… – говорила Ирина Васильевна, пока Борис Борисович ставил на стол ещё две бутылки лимонада. – Представляете, явилась вдруг моя красавица, прямо как снег на голову. Я даже испугалась. Ведь мы на другом конце города живём!..
При этих словах Борис Борисович опять как бы невзначай взглянул на сына, а сын его нахмурился и как-то странно дёрнул головой.
– А она, видите ли, соскучилась, – продолжала Анина мама и в знак того, что она больше не сердится, кокетливо дёрнула Аню за косичку.
Тут Аня тоже нахмурилась и тоже, как Боря, дёрнула головой.
– Гм… – сказал Борис Борисович. – Вашу дочь, кажется, зовут Аня?
– Да. Анечка! Я назвала её так в честь бабушки… Анюта, почему ты молчишь? Ты ведёшь себя неприлично. Поздоровайся с Борисом Борисовичем!
– Здравствуйте, – выдавила из себя Аня, не поднимая глаз от стакана.
– Здравствуйте, – вежливо ответил Борис Борисович. – А теперь разрешите, Ирина Васильевна, познакомить вас и вашу дочь с моим сыном.
И он опять быстро и даже с некоторой тревогой посмотрел на сына, у которого вдруг ни с того ни с сего так покраснели уши, что казалось, поднеси к ним спичку, и они вспыхнут, как бенгальские огни.
– О да! Конечно! – обрадовалась Ирина Васильевна. – У вас такой милый сын! Совсем большой… Анюта, ну познакомься же! Ну протяни мальчику руку!.. Аня, ну что с тобой?..
Отчаянным усилием воли Аня оторвала взгляд от стакана и переместила его куда-то на середину груди Бори Дубова, где был приколот значок с портретом Гагарина.
Протянутая рука её была холодна как лёд.
Как во сне, она ощутила слабое тёплое пожатие и с большим трудом вернула руку в прежнее положение, то есть согнула её в локте и положила на колени, на школьный чёрный фартук.
Боре, по-видимому, всё это было глубоко безразлично. Только банка баклажанной икры продолжала занимать его внимание. И пока его отец о чём-то разговаривал с матерью Ани, а Аня сидела, как гипсовая статуя в парке культуры и отдыха, изображающая школьницу с книгой на коленях, Боря не сводил глаз с этой самой банки. Видимо, он просто обожал баклажанную икру.
