— Я не второй Грибоедов и не третий Платонов, а первый Доброскоков! А Платонов, чтоб ты знал, дворником не был. Сам про себя анекдот запустил…
— Был он дворником, был… И Астафьев на мясокомбинате работал, и Бродский — в морге… — не унимался Саня.
— Слушай, ты меня уже достал…
— Ну, Владимир Павлович, обращайся, если что… — и ушел Александр Гончар, прихватив, исключительно из уважения к Доброскокову, шестьдесят рэ — на две самопальные водки…
Доброскоков встал из-за стола, прошелся по кабинету. За окном слякотила поздняя осень. Самовлюбленная реклама сочилась сквозь сумерки, обещая комфорт от пластика. Глаза упирались в заброшенную стройку. Летом, бывало, здесь местная пацанва устраивала паркур — травмоопасную беготню и прыготню по бетонным рытвинам. Сейчас стройка, подсвеченная неоном рекламы, ежилась арматурой полуразрушенных плит перекрытия и ребрами лестничных пролетов. В блоках серого фундамента покоились замурованные тайны большого кидалова по имени «Жилищный кооператив № 15». Люди, заплатившие дважды за будущие квартиры, так их и не получили — лихие 90-е, понимаешь… Его, Доброскокова, бог миловал, а ведь пытался он втиснуться в очередь на кооператив, — не удалось. Тогда, кстати, сначала очередность надо было купить, а потом уж взносы платить…
«Может, и вправду податься в дворники и писать драму про обманутых дольщиков? Или про…» В бумаготворческой организации подобные драматические сюжеты просто складировались на архивные полки — бери, олитературивай, публикуй. Только кому это надо…
Владимир Павлович вернулся к лежбищу бумаг: что-то в архив, что-то в урну, что-то передать по инстанции… Ну вот еще один любопытный брикет «донесения». Витиеватый почерк напомнил детективное содержание сигнала: один местный заслуженный работник культуры, для краткости именуемый далее засракультом, исхитрился передать половину здания своего учреждения своему же дальнему родственнику — как бы бартер, в счет оплаты за ремонт. И прилагались копии документов, из которых следовало, что совершено мошенничество в особо крупном размере. Сей же засракульт изловчился включить свою дочь в список «утопленников».
Стоп! Снова на поверхность сознания всплыли золотистые волосы Саниной утопленницы. К чему это?.. Хотя тогда «утопленниками» называли граждан, чье жилье подверглось затоплению в период давнишнего весеннего паводка. Дочь засракульта якобы проживала в подтопленном и разрушенном строении на улице Прибрежной, которую действительно в свое время смыло паводком. А еще в «донесении» развивалась венерическая тема дочери засракульта. Несчастная в личной жизни, та яростно боролась за чужого мужа и против супостатов-сослуживцев всякими способами, в том числе прибегая к помощи окрестных колдунов. И заколдованные сырые (что важно в этом многотрудном деле) яйца подкладывала на рабочее место сотрудникам, и соль рассыпала у порогов ненавистных кабинетов, и таблички с именами врагинь отколупывала для колдовских манипуляций… Ну, в общем, бесовщиной занималась по полной. Счастья, впрочем, себе так и не стяжала, но люди ее опасливо сторонились.
«Может, эту житейскую историйку взять да изложить в виде мелодрамы для сцены, а еще лучше — сериал сварганить? — бесшабашно думалось Доброскокову. — Не очень масштабно, ну и что ж, зато душещипательно. И поеду покорять столицу».
…Слезоточивые сумерки поглощали городок. Владимир Павлович, не завершив расправу над скопищем бумаг, отправился домой — придет на выходные, поработает, как это делал и раньше. Его уже заждалась позитивная жена Надежда, которая теперь еще более, чем прежде, окружила улыбчивой заботой:
— Предпочитаю видеть тебя пусть и без работы, но здоровым, чем с инфарктом и с инвалидской пенсией, — светло улыбалась Надя. И ее близость придавала мужу творческой энергии.
Звонила на мобильный и поддерживала и чадолюбивая дочка Маришка. Ее дважды материнство мешало готовиться к госэкзаменам в сложном инженерном вузе, но дочь настойчиво грызла гранит науки. А безработность отца обязывала Маришку это делать с еще большим упорством.
Вечером в скайпе Доброскоков болтал с сыном Володей, то есть Владимиром Владимировичем, что пока звучит актуально. Тот в далеком суровом городе шаг за шагом делал трудную карьеру на мебельном производстве.
— Пап, можешь поздравить, меня назначили главным технологом!
— Сын, это для меня отличный подарок, — не скрывал радости Владимир Павлович.
Вот и падчерица Иринка, практикующий коуч из далекого мегаполиса, изъявила готовность поработать с Доброскоковым — помочь ему мобилизовать внутренние ресурсы для самопознания и результативного движения вперед, к качественной жизни.
А сестра Людмила просто в очередной раз привезла парного мяса и домашних яиц.
— Люсь, мне надо с лишним весом бороться, а ты… — укорял ее Доброскоков.
Владимир Павлович, окруженный вниманием, ощущал себя почти счастливым. Работа найдется, успокаивал он себя. К тому же когда-то надо отдохнуть — за последние пять-шесть энергопоглощающих и нервноразрушающих лет ему удавалось бывать в отпуске по три-пять дней, максимум — неделю.
…Однако Доброскокову не верилось, что он — без работы, что это происходит именно с ним. Пару раз звонил Гончар, на бутылку в связи с деликатностью ситуации не просил. Говорил ни о чем, потом через неделю без «здрасьте-до-свидания» выпалил:
— Выручай, Палыч!
— Что случилось? Опять в ментовку попал?
— Да нет… Короче, жена Катюха выставила в интернете записи моих песен. Прикинь, какой-то Малкин из Израиля заинтересовался ими, сделал аранжировку, сейчас в тамошних ресторанах это хиты. Зовет меня в Израиль…
— А ты с какого боку — в Израиль?
— По маме я Гринберг. И вообще, я перестал пить! — не совсем по теме воодушевленно сообщил Гончар. — Загранпаспорт буквально на днях получаю, вызов от Малкина пришел.
— Ну, а я при чем?
— На работе подменить надо на месяц, выручай.
— Ты что, издеваешься?
— Нет, прошу, выручай. На работе не отпускают, если замену не найду. Вдруг в Израиле не срастется, Малкин, может, кинет, вернусь в «Чистые улицы».
Доброскоков был обескуражен: и нелестным предложением поработать дворником, и творческим взлетом Сани Гончара на исторической (как оказалось) родине.
— Ты что молчишь? Удивился? Завидуешь?
— Пока еще не знаю, — честно признался Владимир. — Если завидую, то по-хорошему. Скорее удивлен. Но я знаю: чудес не бывает. Ехать тебе, конечно, надо. Тем более бросил пить. Или ты поэтому и бросил, что на родину предков едешь?
— И поэтому тоже, — потом Гончар нехотя признался: — Да и Катюха моя чуть не повесилась.
— Ничего себе… А говоришь, что песни твои разослала по всяким Израилям.
— Одно другому не помешало…
— Я перезвоню.
Доброскоков озадачился. Может, и правда пойти в дворники? Вызов обществу? Ха-ха… Кому нужен его вызов? Доброжелатели только порадуются! Вызов самому себе — вот что! Слабо со своей болотной кочки-то опуститься на грешную землю да покопаться-побарахтаться в дерьме и мусоре?
