Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
— Надо же как господин мэр за ваше достоинство переживает, — задумчиво сказала я.
— Да? Мне кажется его тревоги связаны исключительно с вашей честью, — хмыкнул маг. И неожиданно представился:
— Арвейн.
— Аэтелль, — представилась в ответ, — но для вас исключительно…
— Госпожа ведьма.
— Именно так.
Maг оказался догадливым, что было приятно.
— Ты не женат? — даже не знаю, почему и спросила то, отодвигая засов вручную.
Арвейн не мешал, знал уже — выход только ведьма открыть может.
— Нет, — он рассмеялся, — мне раньше такие как ты не встречались, а типичные черные ведьмы не в моем вкусе.
А я значит не типичная черная?!
— Огребешь! — предупредила вполне серьезно.
— Извини-извини, не хотел обидеть.
Смешной он.
Мы вышли из погреба, вошли в лавку, застукали этический слом моей торговой стойки. И главное даже претензии предъявить некому — стойку ломал Дохрай, и ломал он ее мордой. После такого хранителя даже расхотелось ругать за разгром.
— Кстати, а приворотные вы, госпожа ведьма, как я понимаю, не варите? — прошептал остановившийся за моей спиной маг.
— Бесят, — объяснила я.
— Аа, — протянул Арвейн.
— К чему был вопрос? — указывая Дохраю на выход, поинтересовалась у мага.
— Я же вижу, что нейтрализую, и пока из всех зелий, что подливались господину мэру, не обнаружил ни одного приворотного.
Коварно ухмыльнувшись, тихо попросила:
— Морде не говорите.
— Боюсь, я обязан предоставить отчет о проделанной работе.
— Это будет ударом для мужского самолюбия, — констатировала не без удовольствия.
На этом Арвейн галантно раскланялся и покинул мой дом вслед за стражниками и господином мэром, которых вынес Дохрай. И едва за ними криво закрылась дверь, как из погреба показался здоровенный белый кот с ярко-синими глазами.
— Здравствуй, Гардэм, — тихо сказала я.
Дух кивнул, подплыл ко мне и уткнулся лбом в мой живот. Жалко его. Он с Мадиной с самого начала был. Сердце сжалось.
Остаток ночи прошел спокойно.
* * *
Утром я не бегала, меня ждали совсем иные дела. Поднявшись, съела нару ложек запаренной каши, достала вишневую настойку и прямо с утра опрокинула мензурку. На душе было горько даже не смотря на то, что Гардэма я спасла. Одевшись, спустилась вниз.
Дух-хранитель Мадины ждал меня зам. И едва я появилась, шагнул, стремительно уменьшаясь, прыгнул и остался на моей черной мантии крохотным белым ландышем. Забавная бутоньерка для черной ведьмы. Дохрая видно не было, но учитывая, что дверь покосившаяся толком не закрывалась, сегодня он будет на страже весь день, обыкновенно его открывающаяся дверь пробуждает.
Молча вышла из лавки в суетливое утро, и ни на кого не глядя, даже на приветствия не отвечая, направилась к цветочному рынку. Люди расступались передо мной, несколько удивленные торжественным одеянием на мне была черная мантия с символом смерти — тускло сияющим черепом, шляпа, самая большая из имеющихся, туфли с узким длинным загибающимся носком, и белое почти не накрашенное лицо. Ведьминский наряд для погребения — такое тут видели впервые. Впервые надела его и я. Даже бирки посрезала утром.
На цветочном рынке выбрала шесть белых лилий. Торговка Улла даже вопросов не задавала, просто открыла для меня склад, пустила внутрь, и цену не назвала — сунула ей шесте серебряных, дико переплатив за цветы, но никаких сожалений по этому поводу не было.
Когда выходила, увидела Люсинду, за выбрала шесть белых роз.
К домику Мадины мы шли молча через весь город. Молча, неспешно, с горечью в сердцах. И странное дело с площади мы вышли одни, а когда почти дошли до окраины города, услышали голоса позади, обернулись — горожане, человек восемьсот, в черном траурном, с белыми цветами в руках, стараясь не шуметь шли за нами.
— Удивительно, — хмыкнула Люсинда, — впервые вижу, чтобы население городка шло выразить почтение ведьме.
— Может не знают, что мы к Мадине идем? — предположила я.
— Знают. — Люсинда грустно улыбнулась, — им белый маг про смерть ведьмы обмолвился, с утра весь рынок гудел про смерть, причем в изложении народа это была неправильная, безвременная, дикая и мучительная смерть.
Прижав цветы к груди, тихо спросила:
— А ты не почувствовала?
— Нет, Телль, — ведьма вдохнула аромат роз, которые, и я точно это знаю, ненавидела. Даже хуже розы ее всегда бесили. — Что-то плохо мне в последнее время, слабость какая-то… С магом этим и то справиться не сумела. Вблизи источника и не сумела — отбился рожа, силен гад.
Силен то силен, белый показал себя не хилым специалистом, но чтобы ведьма да вблизи источника магу уступила?!
Мне хотелось расспросить об этом, но не положено, и мы в молчании завершили траурное шествие. Еще издали, дом Мадины уже говорил о том, что ведьмы больше нет в живых. Мы, ведьмы, к месту жительства сильно привязаны, и дом привязывается к нам, а потому, стоит ведьме погибнуть безвременно, так же безвременно гибнет и ее жилище. Вот и сейчас среди светлых деревянных домиков лесорубов, чернотой и разрушением выделялся еще неделю назад яркий, крепкий дом Мадины. Она любила цветы. Белые. И перед ее домиком был садик с цветами, где постоянно цвели ландыши, гордо сверкали капельками росы розы, одуряли ароматом лилии… А сейчас было черно и пусто. И черный дом, покосившийся, с распахнутыми дверями и окнами, разрушался на глазах…
Люсинда подошла к дому первая. Медленно опустилась на колено, медленно положила розы на гниющие, осыпающиеся трухой перила. Ее губы беззвучно проговорили слова прощания. Их было не много, черные ведьмы не дружат между собой.
Затем подошла моя очередь. Я приблизилась к дому, опустилась на одно колено, положила цветы и поняла страшное — нарушая к Тьме весь регламент, по моим щекам текли слезы. Да, черные ведьмы не дружат, да у нас не принято даже ходить друг к другу в гости, но Мадина с самого первого дня стала мне гораздо большим, чем просто коллегой. Она нередко заходила ко мне, особенно по началу, я без опасений входила к ней в дом и Гардэм, обращаясь черным котом с зелеными глазами, прыгал ко мне на руки, чтобы ему за ушком почесали. И Мадина была единственной из знакомых мне ведьм, кто не чурался громкого веселою смеха, мог танцевать с метлой по всему дому просто так, от хорошего настроения, и был способен на добрые поступки и эмоции.
— Мне будет не хватать тебя, Мадина, — прошептала едва слышно. — И я позабочусь о Гардэме, и посажу белые ландыши в намять о тебе.
Достав платок, торопливо вытерла слезы. У нас плакать не принято, совсем не принято, я знала, что Люсинда осудит.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
