На спине белой жреческой мантии Ассура красовался золотой солнечный диск, как и у прочих жрецов, которые ему прислуживали и которые сейчас последовали за ним вверх по ступеням Большого храма. У входа в храм Ассур остановился и повернулся лицом к толпе, а прочие жрецы один за другим прошли мимо него внутрь.
– Этот дар Шамашу будет теперь храниться в его храме, чтобы он знал, что город Хатра любит и почитает его. Прославлен будь Шамаш, и да одарит он всеми благами тех, кто посвятил свою жизнь служению ему! Слава! – Толпа завопила «Слава!» и отправилась в храм на молитву. Большой храм – это земная обитель Шамаша. Оказавшись внутри, мы стали участниками довольно утомительной церемонии, выслушав скучную проповедь Ассура. Но как только она закончилась и мы вышли наружу, многие знатные парфяне и члены их семей подошли ко мне со своими поздравлениями. Эти знатные парфяне, их сыновья и внуки являлись становым хребтом гвардии моего отца, сливками общества Хатры – храбрые воины, люди чести, и я гордился, что служу вместе с ними. Любой из них в любой момент мог предложить свой меч, дабы служить моему отцу, но лишь те, кто родился и вырос в Хатре, могли попасть в число его гвардейцев-телохранителей.
В тот же вечер во дворце состоялся грандиозный пир, и я здорово напился. Я вовсе не собирался столько пить, но праздничная атмосфера, возвращение к матери и здравицы в мою честь как героя, провозглашенные самыми красивыми женщинами города, оказались сильнее меня. Да и почему бы не порадоваться жизни, решил я. В конце концов, это ведь я победитель, вернувшийся домой, разгромив римлян, посрамив мощь Рима, и мне при этом всего двадцать два года! Вот я и пил одну чашу вина за другой, пока не рухнул лицом на пол. Сказать по правде, я запомнил только начало пиршества; остальное прошло как в тумане. Но я хорошо помню каменные лица моих родителей и выражение ужаса на лице Ассура, когда я превратился в сущего идиота. Все дальнейшее кануло во мрак беспамятства.
Наутро я был грубо разбужен кем-то, кто в полной темноте плеснул мне в лицо ледяной водой. Я закашлялся, начал хватать ртом воздух, пытаясь наладить дыхание.
– Что это значит?! – слабо простонал я, пораженный, что у кого-то хватило смелости проделать со мной такое.
– Вставай. Тебе пора на утренние упражнения, – я узнал бесстрастный голос Виштаспа.
– Господин мой Виштасп, я…
– Вставай. Быстрее! Неужели ты думаешь, что наши враги станут ждать, пока некий избалованный мальчик справится с похмельем после того, как напился до полного отупения?! – Он ухватил меня за волосы, выдернул из постели и швырнул на пол. Сквозь ставни в комнату пробивались первые лучи солнца. Лицо Виштаспа в этом неясном свете являло собой каменную маску.
– Сотня уже в сборе, мой принц, – свирепым тоном бросил он с ноткой сарказма. – Одевайся. Через пять минут ждем тебя на площади. Полный боевой наряд, все доспехи. Щит, шлем, копье, – после чего он вышел из комнаты, оставив меня одного, мокрого и трясущегося.
– Гафарн, Гафарн! – позвал я. Во рту пересохло, меня подташнивало.
– Да, принц? – раздался откуда-то из-под окна слабый голос. Гафарн, по-видимому, спал всего в паре шагов от меня и едва успел проснуться, когда к нам вломился Виштасп.
– Ты что там делаешь?
– Выпил слишком много, мой принц, – ответил он.
– Тащи сюда доспехи и копье.
Ответа не последовало. Он явно снова заснул. Я подошел к нему и пнул в бок.
– Вставай и неси сюда мои доспехи и копье.
Он с трудом, пошатываясь, поднялся на ноги.
– Да-да, принц.
Выпив воды, я вышел из дворца и спустился на площадь. Заря уже занялась, но воздух все еще был прохладен. Я накинул плащ, взял в левую руку щит, а в правую – копье и надел на голову шлем. Времени, чтобы застегнуть его ремешок, у меня не нашлось, о чем мне очень скоро пришлось пожалеть. Когда я вышел на площадь, сотня царской гвардии уже стояла в строю, колонной в две шеренги по пятьдесят воинов в каждой. Виштасп возглавлял колонну. Он выглядел еще более суровым, чем обычно, а это кое о чем свидетельствовало.
– Благородный принц Пакор наконец-то соизволил появиться, господа. Но это вот что такое?! – Он подошел ко мне и ударом сбил шлем у меня с головы. – Разве так следует носить шлем?!
– Нет, конечно, – ответил я. Мой желудок вел себя просто отвратительно, и единственное, чего мне сейчас хотелось, это лечь и не шевелиться.
– Нет, мой господин! – рявкнул он. – Обращайся ко мне должным образом, мой мальчик!
– Нет, мой господин. Извини, я…
– Молчать! – снова рявкнул он. – Подними шлем и встань в строй. Вон там, во главе колонны. Давай!
Я надел шлем и рысью побежал в строй, где встал рядом с Ватой, который кивнул мне.
– Будь осторожен, Пакор, – шепнул он. – Он нынче в скверном настроении. И, кажется, намеревается сорвать свое раздражение на нас.
– Отчего это он разозлился? – спросил я.
– Должно быть, какая-то рабыня отвергла ночью его домогательства. Променяла его на его же коня.
Я засмеялся, и в данных обстоятельствах это оказалось неверно. Виштасп тут же оказался прямо передо мной.
– Вот как! Этот юнец нашел что-то смешное, да? Может быть, соизволишь поделиться со всеми нами?
– Ничего особенного, мой господин, – Вата стоял, как статуя, глядя прямо вперед.
– Принц Пакор, видимо, считает себя великим героем, не так ли, мой мальчик?
– Нет, мой господин.
– Ты никому еще не рассказывал, как некий римский пленник чуть не насадил тебя на копье, потому что ты не смотрел в его сторону? Или что если бы я не всадил стрелу ему в грудь, то вороны сейчас уже клевали бы твои кости? Ладно, мы и так потеряли много времени. Двигаемся в быстром темпе. Марш!
Мы вышли с площади и двинулись вперед ускоренным шагом, сотня воинов в полном вооружении, прошли через внутренний город, потом через ров и через северные ворота выбрались в пустыню. Виштасп заставил нас держать бодрый шаг, и через тридцать минут я уже выбился из сил. Во рту все пересохло, язык царапался, солнечные лучи раскалили мой шлем, отчего головная боль только усилилась. Все воины вокруг меня тяжело дышали, а мы все продвигались вперед по пустынной равнине.
– Ускорить шаг! – Виштасп перешел на легкую рысь, мы последовали его примеру. Ноги у меня болели все сильнее с каждой пройденной милей. Вчерашняя неумеренность быстро сказывалась на моем самочувствии. Я начал кашлять и задыхаться. Хватал ртом горячий воздух, и это оказалось сущей пыткой для легких. – Бегом, собаки!
Я был уверен, что Виштасп хочет меня убить. А мы все бежали по сверкающим пескам пустыни. Солнце уже поднялось высоко и испепеляло нас убийственным жаром. Во рту совсем пересохло, а легкие готовы были взорваться и разорвать мне грудь. Щит и копье казались тяжеленным грузом, усилия, чтобы их тащить, буквально раздирали мне руки режущей болью. Воины, что бежали позади меня, тоже выбились из сил, а вот Вата, казалось, отлично справлялся с этой нагрузкой. Мы уже два часа тащились вперед под палящим солнцем, и я понимал, что долго так не выдержу. Пот ручьями стекал по лбу, попадал в глаза, нащечники шлема больно натирали мне лицо.
