1.
Хоть и летнее, но промозглое питерское утро. Желтый газик с синей полосой посередине корпуса и с надписью «вневедомственная охрана» по этой полосе остановился перед обитой серой жестью дверью. Маленький мрачный человек по фамилии Ляхов, в милицейской форме, с кобурой на правом боку и объемистым кожаным портфелем в левой руке, выбрался наружу и, поправляя густые унылые усы, огляделся. Перед дверью стояла девочка в джинсовке, с цветастой сумкой-рюкзачком.
Что-то шевельнулось у Ляхова в душе – какая-то смутная тревожная ассоциация, но, зная себя как человека неоправданно мнительного, он не придал этому значения и бодро пошагал к двери. Поравнявшись с девушкой, он бросил:
– Иди-ка, девонька отсюдова, не мешайся под ногами.
– А вы, дяденька, инкассатор? – спросила та.
– Да, да, – раздраженно ответил Ляхов. – Топай, говорю, отсюдова.
Но та и не думала уходить. Склонив голову набок, она улыбнулась Ляхову безмятежной улыбкой и сказала проникновенно:
– Тогда я вас сейчас грабить буду.
И тут он вспомнил. Саня Вахромеев, у которого неделю назад без единого выстрела шпана два миллиона отняла, прежде чем его в СИЗО увели, все о какой-то девке в джинсах кричал. «Была, – кричал он, – и вдруг – нету!..» – Все думали – бредит. Или под психа косит, чтоб не посадили. А вот она – ДЕВКА.
Ляхов схватился за пистолет… Никого перед ним не было. Он стер пот со лба, вернулся и сел в машину.
– Ты чего? – спросил его напарник-водитель Колька – жирный, рыжий и конопатый.
– Да ничего. Так. Показалось.
– Крестись, – недоверчиво хохотнул Колька. – Ты давай быстрее, обед провозимся. Заболел, что ли? Слышь, давай я, а?
– Иди ты, – огрызнулся Ляхов, – у тебя и допуска нет. Случись что, кто отвечать будет?
Отерев еще раз испарину, он спросил осторожно:
– Коль, ты девку в джинсах видел?
– Хиппарьку, что ли? Вон там стояла.
– Ну, а потом?
– Что потом?
– Куда делась?
– Че ты тюльку гонишь? – надулся напарник и отвернулся. Ляхов вдруг схватил его за грудки, развернул, притянул к себе нос к носу и рявкнул: – Куда девка делась?
– Ты че, белены объелся?!
Но Ляхов рубаху не отпускал.
– Ты че, серьезно, что ли?.. Куда, куда… Вы чего-то с ней побакланили, она повернулась и вон туда, за угол зашла. А чего?
Ляхов отпустил рубаху.
– Ладно. Смотри внимательнее. Не нравится мне тут что-то. Пошел я.
– Ну, ты артист, – хохотнул жирный, облегченно поправляя воротник. Но Ляхов так глянул на него, что тот сразу осекся.
Инкассатор, озираясь и выставив зажатый в правой руке пистолет, кошачьей походкой достиг двери и позвонил. Дверь служебного входа в магазин Ювелирторга отворилась. Сигнализация сработала, но тут же была отключена изнутри тем, кто открыл. Ляхов скользнул внутрь.
И в этот момент рыжий Колька увидел ту самую «хиппарьку», выходящую из-за угла.
Уставившись на нее, он распахнул дверцу и выполз наружу. Он понял, что с ней что-то неладно, но не мог понять, ЧТО. А потому и не мог испугаться по-настоящему, и не знал, что следует предпринять.
Она остановилась в нескольких шагах от него, и с минуту они молча разглядывали друг друга. Потом лицо ее вдруг исказилось гримасой боли, и она вскинула руки к вискам. Конопатый Колька вздрогнул: на том месте, где она только что стояла, никого не было. (Два исчезновения за день – большая, конечно, нагрузка, но терпимая. Несколько часов головной боли окупятся с лихвой.) И тут дверь магазина отворилась и вышел Ляхов.
– Лях, сюда! – закричал ему остро почуявший надвигающуюся опасность Колька. – Бегом! Она была тут! И пропала! Скорей!
Ляхов мигом понял, о ком идет речь, побежал, но тут перед его носом мелькнуло что-то маленькое, разноцветное и яркое, а в легкие вошло сладостно-одуряющее… И он, еще крепче сжав ручку портфеля, воспарил в бездумную голубизну…
Его напарник увидел, как ноги Ляхова подкосились и он с размаху ударился головой об асфальт… Затем Колька, выдергивая из кобуры свой пистолет, увидел еще, как портфель, отделившись от тела Ляхова, взмыл примерно на метр над ним и словно бы растворился в воздухе, не оставив и следа. (Под свитер «хиппарьки» Маруси портфель втиснулся с трудом.)
Леша, наблюдавший всю эту сцену из окна дома напротив (дверь подъезда этого дома выходит на обратную сторону), увидел, как, пошатываясь, Маша странными зигзагами побежала в сторону ПРОТИВОПОЛОЖНУЮ той, где ее ждет машина. И свернула за угол, за тот, из-за которого только что вышла.
Жирный Колька набрался храбрости или, наоборот, окончательно ошалел от страха и сделал несколько выстрелов наугад, куда попало, благо, переулок был пуст. И полез в машину – к рации.
Сотовый в руках Атоса заверещал как раз в тот миг, когда он сам собирался делать вызов.
– Да! – крикнул он.
– Атос, – раздался искаженный радиосвязью голос Маши, – что мне сейчас делать?
– Куда тебя понесло, Маруся?!
– Я не знаю… Голова… Даже идти не могу.
– Оставайся там, где ты есть! Сейчас за тобой подъедут! Не волнуйся, все нормально. Потерпи. Помаши для Гоги телефоном.
Он отключился и набрал номер.
– Ее что-то до сих пор нет, – прозвучал в трубке голос Гоги, лучшего шофера в банде.
– Знаю. И не будет, – быстро ответил Леша. – Давай за ней в объезд. Понял куда?
– Понял.
– Давай быстрее, сейчас тут менты будут, а она, похоже, совсем расклеилась, не может передвигаться.
– Не суетись, Киса, все будет в ажуре.
– Возьмешь ее и за мной. Как договаривались.
– Порядок.
– И смотри не наедь на нее. Она, возможно, прямо на дороге сидит. Или лежит. Она тебе трубкой помашет. Гляди в оба.
Через несколько минут бежевая «Волга» с лысоватым и мешковатым Гогой в десантном комбинезоне за рулем уже удалялась от проклятого места, от того места, куда сейчас, воя сиренами, неслись милицейские машины. А на заднем сиденье Леша Кислицин, целуя, успокаивал плачущую Машу:
– Ну что ты, что ты, перестань. Теперь будем отдыхать, долго отдыхать. Мы имеем право хорошо отдохнуть.
– Атос, миленький, зачем ты так мучаешь меня, зачем нам столько денег, ведь их и так много?
– Денег много не бывает. Да ты ведь знаешь, сколько я уже по детским домам раскидал. Я же тебе показывал квитки.
