Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
Стояла поздняя осень 1912 года. Я отправилась в путь, взяв с собой лишь немного провизии, и скоро устала до изнеможения. Путь до Александровска оказался нелегким. Предстояло на пароме перебраться до острова, пройти его пешком и снова сесть на паром, чтобы добраться до места назначения.
В пути я познакомилась с одной женщиной, Авдотьей Ивановной Китовой, которая также направлялась в тюрьму. У нее тоже там сидел муж, и она рассказала мне за что. Он был пьян, когда пришел человек, который отлавливал собак, и хотел забрать его любимую собаку. Муж убил этого человека, и его приговорили к ссылке. Вот она и решила ехать к нему вместе с двумя детьми, находившимися сейчас в Иркутске.
В Централе ждала новая неприятность, вызвавшая у меня шок: без паспорта туда не пускали. Откуда мне было знать, что необходим паспорт, и я пыталась объяснить это властям. Но дежурный надзиратель, сухопарый старик с окладистой белой бородой, сердито закричал:
– Нет-нет, нельзя! Убирайся отсюда! Это не по закону. Допустить не могу. Езжай в Иркутск и возвращайся с паспортом. Тогда и пропустим тебя.
– Но я же проехала тысячу верст, чтобы увидеться с ним, – говорила я, заливаясь слезами. – Я вконец выбилась из сил и голодная. Дозвольте мне повидать его хотя бы пять минуток, ну только пять коротких минуток. Неужто вы откажете слабой женщине в такой малости?
И тут я окончательно вышла из себя и впала в истерику. Суровый маленький надзиратель и его помощники в кабинете перепугались. Яшу привели на нашу короткую встречу. Те несколько минут, которые мы провели вместе, придали нам новых сил. Он рассказал мне о своих переживаниях, я ему – о своих, и мы решили, что я поеду к генерал-губернатору Князеву добиваться помилования.
День уже клонился к вечеру, когда я собралась в обратный путь. До реки добралась уже в сумерках, но успела на паром до острова. Теперь нужно было пройти на другой конец острова, чтобы попасть на второй паром. Но в темноте сбилась с пути.
Я озябла, проголодалась и устала до смерти. Ломило ноги от многочасового блуждания по острову в поисках верного пути. Когда наконец вышла на противоположный берег, была, вероятно, уже полночь. На той стороне воды виднелись огоньки, и я что было сил закричала, вызывая перевозчика. Но ответа не последовало. Лишь шум ветра, раскачивающего ветви деревьев, вторил моим крикам. Я звала целую ночь, но все напрасно.
Когда рассвело, я, собрав последние силы, закричала опять. На этот раз крик услыхали и послали за мной лодку. К несчастью, лодкой управлял мальчишка. Я просто не могла двигаться, а у него не хватало сил дотащить меня до лодки. Пришлось ползти к ней на четвереньках. С помощью мальчика я в конце концов оказалась в лодке. Ему понадобилось немало времени, чтобы перебраться через реку, и, когда мы достигли другого берега, я лишилась чувств. Меня отвезли в Кузнецовскую больницу в Иркутске, где я пробыла шесть недель в состоянии, опасном для жизни. За это время потеряла все волосы на голове и половину своего веса.
О встрече со мной Яша, конечно, рассказал своим товарищам в тюрьме. Он гордился тем, что я верна ему, но по мере того, как проходили дни и недели, а меня все не было, они стали донимать его по этому поводу.
– Хороша у тебя баба, чего уж. Можешь и впрямь ею гордиться, – подтрунивали они. – Она, наверное, нашла себе другого муженька. Больно ты ей нужен, заключенный. Все они одинаковые – что твоя, что наши.
Яша тяжело переживал такие шуточки, принимая их близко к сердцу. Он ничего не знал о том, где я и что со мной, и наконец решил, что я его предала.
Как только меня выписали из больницы, я направилась к генерал-губернатору. В его канцелярии мне сообщили, что Яшу приговорили к четырем годам ссылки. Получив паспорт, я снова поехала в Александровск, чтобы повидаться с ним. Но Яша встретиться со мной не захотел. Поверив россказням своих товарищей, подкрепленным моим двухмесячным отсутствием, он решил порвать со мной. Я, конечно, совершенно растерялась от такого поворота дел и горько плакала. Некоторые из заключенных видели меня в тюрьме. Они заметили, что я плакала, обратили внимание на мой изможденный вид и сообщили Яше об этом. Тогда он согласился на встречу.
Пришедшим на свидание в Александровском централе не разрешалось приближаться вплотную к заключенным. В комнате были две железные решетки. Расстояние между ними – примерно несколько метров. Заключенный оставался за одной решеткой, а посетитель, пришедший на свидание, – за другой. Прикоснуться друг к другу они не могли.
Вот в такой обстановке мне и дозволено было встретиться с Яшей. Мы оба плакали, как дети. Яша не мог без слез видеть мою худобу. Он понимал, как обидел своим подозрением в неверности. Это была трогательная картина встречи людей, разделенных решетками. Яша сообщил, что его не отправят в ссылку раньше мая. Поскольку я предложила сопровождать его в ссылку, мне нужно было найти работу на ближайшие несколько месяцев. Требовалось также выхлопотать разрешение на совместное с Яшей проживание в ссылке.
Я нашла работу в той же самой конторе по укладке асфальта, но на сей раз в качестве простой работницы с жалованьем не более пятидесяти копеек в день. Часто наведывалась в Александровск повидать Яшу. Как-то раз довелось выполнять работу в иркутской тюрьме, и вскоре заключенные узнали, что мой муж сидит в Александровске: между двумя тюрьмами существовала самая совершенная система тайной связи.
В целом заключенные относились ко мне хорошо. Но однажды вечером в вестибюле, где мы выполняли работы, соглядатай из заключенных схватил меня в углу и пытался изнасиловать. Я отбивалась, как могла, но он повалил меня. Мои крики услыхали рабочие из бригады и некоторые заключенные. Вскоре нас окружила толпа, и между теми, кто стоял за меня, и дружками соглядатая возникла ссора. Помощник смотрителя и несколько надзирателей разогнали толпу и составили протокол по моей жалобе, с тем чтобы судить соглядатая за попытку изнасилования.
Когда до суда оставалось уже немного дней, Яшины друзья по тюрьме убедили его уговорить меня взять обвинение обратно.
– Закон тюремной жизни требует, чтобы ты взяла назад свою жалобу, – объяснил Яша.
Было ясно, что мой отказ подчиниться может означать для Яши смерть. Поэтому, когда меня вызвали в суд дать показания против соглядатая, я заявила, что никакого нападения не было и никакой жалобы я не подавала. Дело закрыли, а мой поступок повысил авторитет Яши среди заключенных в обеих тюрьмах.
Зима закончилась. К Пасхе 1913 года удалось получить разрешение быть причисленной к арестованным и получить направление в Александровск, где мне вместе с Яшей предстояло ожидать назначения места ссылки. Меня поместили в женское отделение, где находилось несколько женщин из уголовного мира. То, что я вытерпела от них, почти не поддается описанию. Они били меня нещадно, но я знала, что любая жалоба только ухудшит мое положение. Когда раздавали ужин, старшая надзирательница спросила меня, не издевались ли надо мной товарки. Я ответила отрицательно, но она вряд ли поверила, потому что этим женщинам наказала не трогать меня.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
