На следующий день, проснувшись без каких бы то ни было признаков похмелья, я все же решил больше не злоупотреблять местным гостеприимством, потому что в середине дня мне нужно было выходить на связь с капитаном Кочевниковым (позывной: «Центральный») и докладывать ему обстановку. И конечно, я опять ошибся в своих прогнозах.
К завтраку, который накрыли в помещении чем-то напоминающем кухню, вышел глава семейства, отец Юры. Это был тот истинный грузин, которого представляют себе те, кто по какой-то надобности вдруг решает представить себе грузина. Большой, с румяным лицом, заросшим по самые глаза седой короткой бородой, с огромными руками, не огромным, но тем не менее отчетливо заметным животом, в замызганной фуфайке невнятно красного цвета, штанах, наподобие тренировочных, и в шапке – «сванке». Она была чуть надорвана с краю и отлично завершала весь его образ. Передо мной стоял истинный Хозяин гор! Он повел своей ладонью-лопатой в сторону стола, приглашая меня сесть, что-то сказал своей жене, которая в ту же секунду засеменила выполнять полученное указание, и спросил:
– Что будем пить? Вино или водку?
А было утро, напомню, хотя и выходной день, суббота. Помня данное самому себе обещание, я быстро пробормотал: «Вино».
Сван кивнул, опять что-то крикнул жене, и на столе перед нами появилось два глиняных кувшина. Он взял мой стакан, наклонил кувшин и быстро наполнил стакан жидкостью неожиданных для меня цвета и прозрачности. Вино было чуть мутное и розоватое, чем-то напоминало кисель, хотя, конечно, не такое густое. Не успел я про себя удивиться увиденному, как из кувшина в мой стакан вместе с вином перелилась весьма крупная дохлая муха. Без малейшего смущения мой хозяин сунул в стакан могучий указательный палец и стремительно, мне даже показалось – с громким хлопком, выкинул муху из стакана, поставив его передо мной.
– Как зовут тебя? – спросил меня старик.
– Андрей, – робко ответил я, ибо сван, безусловно, подавлял меня своим аутентичным величием.
– Давай выпьем за тебя, Андрей, за нашего гостя!
Мы выпили.
– У тебя отец есть? – задал он свой следующий вопрос.
– Есть.
– Как его имя?
– Владимир.
– Давай выпьем за твоего отца, Владимирович!
Мы опять выпили. Потом выпили за маму, Татьяну. Потом за брата, Илюху. Потом за покойных дедушек. Потом за покойных бабушек. Потом за здравствующих родственников по папиной линии. Потом – по маминой. Потом перешли к принимающей стороне. (Мне хватило ума предложить это самому, что старику, по-моему, понравилось.) Мы выпили за Грузию, за кавказские горы, за кавказские реки, за кавказское небо, за местных жителей, еще за что-то… Время текло, как вино, я уже давно ничего не соображал, лишь кивая моему собеседнику, состояние которого совершенно не изменилось по сравнению с началом нашего пиршества. Помню, были тосты за Советскую армию, за Советский Союз, за перестройку, за завтрашние выборы…
– А теперь, Владимирович, давай выпьем за мир во всем мире!
– Мир за мир, это, батя, обязательно!
Я уже, очевидно, опустился до недопустимых фамильярностей, но мне уже было не до этикета.
В общем, я проснулся почему-то на огороде, на заднем дворе… Перед глазами у меня колыхались какие-то травинки, с какими-то стрекозами, внимательно наблюдавшими за мной своими выпученными глазами. Они, наверное, очень удивлялись тому, что видели.
Я и сам удивлялся. И тому, что в меня, оказывается, можно столько влить, и тому, что у меня не болят ни голова, ни желудок. Впрочем, почти сразу я почувствовал, простите за вульгаризм, что совсем скоро у меня заболит жопа!
Я пропустил четыре назначенных сеанса связи! Но делать было нечего. Внутренне сжавшись, я развернул радиостанцию и обратился к эфирным волнам с вопросительной интонацией:
– Центральный? Я – Четвертый, я – Четвертый! Прием!
Капитан Кочевников ответил сразу же, как будто ждал. Правда, ответил немного не так, как я надеялся.
– Норкин, блядь, ты что там, охуел совсем? Ты там, блядь, живой?
– Так точно, товарищ капитан! – Я тоже почему-то забыл про позывные. – Что-то с рацией случилось, никак не мог настроить!
– Ага, попизди мне, рация виновата, – миролюбиво проворчал «Центральный». – Ну, ладно, хорошо, что живой… Я и сам тут, честно говоря, совсем в жопу наебенился…
Я понял, что все хорошо и никакое наказание мне не грозит!
«Видел, как пекут хлеб, плоский и длинный, видел и «станки» для приготовления вина и даже кувшины, в которых вино хранят. А еще там бегает столько свиней и поросят, что кажется, будто это – единственные жители деревни. Они лазают, где попало, убегают, прибегают, воруют прямо, как в кино. А места там!.. Жалко, что у меня не было слайдовой пленки. Горы – сверху снег, потом лес, потом сады и домики, домики. И старинные крепости я тоже видел. 27.06.1987 г.»
Два следующих дня я провел в деревне Дехвери, наблюдая за незамысловатой жизнью ее обитателей. Пользуясь весьма непродолжительными моментами относительной трезвости, я круглыми глазами рассматривал то, чего никогда бы не увидел дома, в Москве. Не знаю почему, но самое сильное впечатление производило все, связанное с приготовлением пищи. Наверно, дело было в том, что дома я продукты видел уже в магазине. А сейчас я мог заглянуть в тандыр, чтобы удивиться, почему прилепившийся к стенке печи хлеб не отваливается и не падает туда, в самый низ? Я получил подробное представление о том, как делают чачу, столь поразившую меня совсем недавно, как отжимают сок, куда попадают виноградные кожица и косточки, что с ними происходит потом. Я даже своими руками трогал настоящие квеври, гигантские кувшины, в которых я мог уместиться целиком! Часть из них были закопаны в землю, выглядывая на поверхность только своими горлышками, вино из них доставали черпаками на длиннющих ручках. Часть – просто лежали во дворе, ожидая своей очереди наполниться вином нового урожая. В это трудно поверить, но за эти часы – половину субботы и половину воскресенья – я побывал и на свадьбе, и на похоронах. Причем у меня создалось такое впечатление, что вся деревня вместе со мной перемещалась от одного стола к другому. Поразило, что сидели одни мужчины, даже маленькие мальчики, которым тоже наливали вино. Совсем чуть-чуть, но наливали. А женщины и девушки ухаживали за гостями.
Утром, в воскресенье, я отправился на избирательный участок, и впервые в своей жизни принял участие в голосовании. Мне выдали бюллетень, заполненный полностью на грузинском языке, и я торжественно опустил его в урну. За кого я проголосовал, этого я так никогда и не узнал. Впрочем, это казалось неважным. Вне всякого сомнения, депутат от Цагерского района был исключительный, замечательный человек!
Поскольку население деревни Дехвери отличалось высокой дисциплинированностью, то жители, имевшие право голоса, выполнили свой гражданский долг в течение часа. Мне дали листочек с цифрами, я связался с моим «Центральным» и снова окунулся в удивительный и незнакомый для меня мир горной сванской деревушки…
