– Ну вот, а ты боялся, – спокойно произнес паренек, стоявший рядом с князем. – Жив, здоров и даже довольно-таки упитан.
– Он и тогда с мечом в руках был, но мы его с дядей Терехой срубать не стали, – начал суетливо пояснять такой же молодой парень в простой крестьянской одежонке.
– Ну и славно, – не дослушав до конца, рассеянно кивнул головой князь. – Как звать?
– Тяпой меня кличут, – услужливо откликнулся парень.
– Я запомню, – кивнул Константин. – Каждому по гривне сверх общей доли жалую.
– Ух ты, – радостно присвистнул парень и тут же добавил просительно: – По кругленькой?
– По кругленькой, – вздохнул князь. – Ну, здрав буди, Ингварь Ингваревич. Не в добрый час нам с тобой свидеться довелось.
– И ты здрав буди, Константин Володимерович, – медленно произнес Ингварь и с натугой вытянул из земли меч, на который опирался.
– Эй, эй, ты чего, дурень? – шарахнулся назад Тяпа, а паренек, стоящий возле князя, торопливо выхватил из ножен свой меч.
Ингварь отрицательно мотнул головой.
– Не то, воевода, – вспомнил он наконец этого человека и снисходительно, как старший по возрасту, усмехнулся.
Он себя и впрямь сейчас ощущал старше этого юнца лет на тридцать, не меньше.
– Не то, Вячеслав, – повторил Ингварь.
Константин продолжал неподвижно оставаться на месте. Он даже не пошевелился.
И лишь когда Ингварь поудобнее перехватил меч за острие и протянул его рукоятью к князю, тот спокойно сделал шаг вперед, не торопясь, принял оружие, чуть подержал его на весу, больше из приличия, после чего совершил аналогичную процедуру, возвращая меч обратно княжичу.
– В ножны вложи, – посоветовал спокойно и поинтересовался: – Надеюсь, обагрить его в крови рязанской не успел?
Ингварь отрицательно мотнул головой.
– Ну и славно, – вздохнул князь с явным облегчением и вдруг резко нахмурился, указывая на лежащего недвижимо раненого. – А это кто?
– Это князь Ярослав, Константин Володимерович, – ответил Ингварь.
– Притом живой, – заметил князь и, повернувшись к воеводе, произнес совершенно непонятную для Ингваря фразу: – Это даже не четверка, Вячеслав. Это три с минусом.
– За одну ошибочку целый балл срезал. Нечестно, – не менее загадочно ответил тот.
– За грубейшую ошибку, Вячеслав Михайлович. Самую что ни на есть грубейшую. И что теперь мне прикажете с ним делать?
– Ты – князь, – буркнул воевода. – Значит, тебе и решать. Палача, то есть ката, у меня с собой нет.
– А что толку, даже если бы он и был, – зло откликнулся Константин и протянул задумчиво: – Дела-а.
После некоторой паузы князь нехотя уточнил у заканчивающего свои труды по перевязке дяди Терехи:
– А он как, дотянет до дома?
– Ежели по дороге – точно не довезут, – с готовностью ответил добровольный санитар. – А ежели ладьею – то тут как сказать. Раны тяжкие, и опять же руды с него вытекло – ужасть.
– Слыхал? – обернулся князь к воеводе. – Твой грех – тебе и исправлять. Ищи с десяток воев… ихних, – уточнил он после паузы, – и пусть они его везут… во Владимир.
– По дороге? – лукаво усмехаясь, уточнил паренек.
Князь мрачно засопел, скрипнул зубами и выдавил нехотя:
– Ладьей.
– Его же в Переяславль надобно доставить, – напомнил Константину Ингварь. – Там княгиня Ростислава ждет. Я его токмо ради нее и перевязывал.
Князь скривился, будто его в одночасье прихватила острейшая зубная боль.
– Слыхал же, что сказали, – растрясут, не довезут. Водой же только по Оке, а потом по Клязьме. Иначе никак. – Он вновь поморщился и переспросил: – А что, княгиня так сильно его любит?
Ингварь в ответ лишь смущенно пожал плечами и неожиданно для самого себя выпалил:
– Женка она его. Стало быть, должна любить.
И вновь еще более болезненная гримаса исказила лицо Константина.
– Ну да, ну да. Раз женка, стало быть, должна любить. Как это я сам не догадался, – с какой-то детской растерянностью произнес он и замолчал, продолжая смотреть на неподвижно лежащего Ярослава. Потом, как бы очнувшись, вновь повернулся к воеводе и удивленно осведомился:
– Ты еще здесь? Я уже все сказал.
Вячеслав неодобрительно крякнул, явно не согласный с таким решением вопроса, и предупредил многозначительно и вновь загадочно:
– Он ведь по закону подлости обязательно выживет, княже. Оно тебе надо?
– Слыхал, что Ингварь сказал?! – выкрикнул князь жалобно. – Женка его ждет. Да еще и любит притом.
– Тоже мне, аргумент нашелся. Нас всех женки ждут и любят.
– Ты пока ею не обзавелся, – огрызнулся Константин. – А меня уже не ждет.
– Между прочим, благодаря ему, – хмуро кивнул, уже уходя, Вячеслав на тяжелораненого.
Едва воевода отошел на несколько шагов, как Константин пытливо посмотрел на княжича и спросил:
– Ты же там все время жил. Это так? Гремислав и впрямь с его ведома Рязань спалил?
Врать Ингварь сызмальства не привык, но правду говорить тоже не хотелось. Уж больно она противная была – гнусная и скользкая, как протухшая рыба. И пахло от нее так же, если не хуже.
Он молча отвернул голову, не зная, что тут можно, а главное – что нужно сказать. У него самого совесть в этом плане была вовсе чиста – о том, что столица рязанского княжества сгорела, он узнал чуть ли не самым последним. Но Гремислава он подле князя Ярослава видел, причем не раз, а сопоставить одно с другим, то есть гибель Рязани и таинственное шушуканье князя с бывшим дружинником, а потом загадочное исчезновение последнего, особого труда не составляло.
– Я спрашиваю… – начал было Константин, но потом махнул рукой. – Ладно, не отвечай. И так все ясно. Лучше скажи, ты сам-то сейчас куда?
– Куда повелишь, княже, – даже чуть удивился Ингварь.
Мысленно он был уже давно готов ко всему – от встречи с катом до какого-нибудь особо потаенного поруба.
– Чай, не маленький, – резонно заметил Константин. – Сам должен себе дорогу выбирать. Твой лоб – твои и шишки.
– Это, стало быть, я свободен? – неуверенно переспросил Ингварь.
– Стало быть, свободен, – подтвердил Константин.
– После всего, что я…
– После всего, что ты… Лишь бы ты понял все, что ты…
Оба не договаривали до конца, но тем не менее понимали друг друга вполне сносно.
– Да я еще раньше… – досадливо махнул рукой Ингварь. – Мне уж и Ростислава толковала не раз.
– Значит, плохо толковала, – заметил Константин и, настороженно прищурив глаза, переспросил: – Кто? Ростислава?