– Этого мне еще не хватало! – возмутилась Лера. – Я на эту работу не подписывалась!
– Лера, ты понимаешь: пока это только первые прикидки. Ничего определенного сказать невозможно. Одни эскизы.
…Но очень и очень скоро прикидки и эскизы обернулись самым настоящим планом, проектом, расписанием.
Как-то раз Леру в ее московском «ящике» вызвали в первый отдел, да к самому главному начальнику. Когда она вошла, увидела, что в кабинете отставника-начальника сидит товарищ, среднего роста, невидный из себя, но столь значительной важности, что хозяин кабинета перед ним явно лебезит и даже угодничает. Немедленно по пришествии Леры он вскочил и пробормотал:
– Я вас покину, на сколько вам будет нужно. Вы располагайтесь, чувствуйте себя, так сказать, как дома. – Довольно странно было Кудимовой видеть властительного руководителя столь лебезящим – можно сказать, тварью дрожащею. Из одного этого следовало заключить, что гражданин, вызвавший Леру, вес имеет значительный. И начальник выкатился из собственного помещения, украшенного портретами Ленина, Сталина и Дзержинского.
Важный гость поглядел на девушку даже и с ласковостью. Был он довольно приятной наружности, лет тридцати семи, что для Леры, не достигшей в ту пору тридцатника, означало почти пожилой. Запомнились красивые руки и стальные цепкие глаза. В голове почему-то вдруг всплыло из Маяковского: «Он к товарищам милел с людскою ласкою». Но вспомнилось и дальше: «Он к врагу вставал железа тверже». И подумалось, что этот товарищ очень даже способен как на первое, так и на второе.
Гость молвил: «Очень приятно с вами познакомиться, Валерия Федоровна. Видите, как получилось: с батюшкой вашим, Федором Кузьмичом Старостиным, я, можно сказать, служил. С супругом вашим, Виленом, приходится мне сейчас, и тоже по долгу службы, постоянно встречаться и взаимодействовать. А с вами не имел удовольствия. И вот, слава богу, наконец-то. А зовут меня Александром Федосеевичем, фамилия Пнин, и я, в некотором роде, являюсь начальником вашего мужа Вилена. Да вы присаживайтесь, дорогая Валерия – можно я буду вас так называть, по имени? Вы ведь мне по возрасту практически в дочери годитесь – дал же некогда бог другу моему и однополчанину Федору Кузьмичу, в вашем лице, столь прекрасное пополнение семейства».
Было в ласковости, источаемой Александром Федосеевичем, что-то фальшивое, чрезмерно галантерейное. Точнее, звучали эти слова в его устах неестественно, и становилось очевидно, что ему милеть людскою ласкою приходилось в этой жизни значительно реже, чем вставать железа тверже.
– Какая я вам дочка? – буркнула Лера. – Вам и сорока еще нет.
– Попа-ала, девочка, попа-ала, – пропел товарищ Пнин, – и впрямь нет. Значит, вы мне как сестренка младшая… А дело у меня к вам вот какое, дорогая Лера, и вот почему я приехал сюда, на ваше рабочее место. Мне ваш супруг Вилен докладывал, что вы встречаетесь с иностранной гражданкой, Марией Стоичковой. Это так?
– Да, – пролепетала Лера и тут же решила оправдаться: – Я понимаю, что мне, как секретоносителю, запрещено, но Кудимов, мой муж, заверял меня, что это просто необходимо для его работы и полностью согласовано с инстанциями.
– Так-то оно так, – заметил Александр Федосеевич, – да только ведь не все время в этой жизни супруг ваш замечательный рядом будет находиться. Не всегда ведь он вас прикрывать станет. А если вызовет вас вдруг тот же начальник первого отдела, имярек, – он назвал имя-отчество хозяина кабинета, – и скажет: «Сигнал на вас поступил, Кудимова. Встречаетесь вы с иностранцами». Что вы ему ответите?
– Я? Ему? О чем? С какими иностранцами? – Вид у Леры стал столь удивленный, что пришлый кагэбэшник чуть в ладоши не захлопал. Да даже и хлопнул два раза – величественно, по-державному.
– Правильно, – сказал, – так держать, и ни в чем не сознавайтесь, очной ставки требуйте, а как выйдете из кабинета, так непосредственно мне звоните, я дам свой прямой телефончик, без секретаря.
– Так ведь хорошо, чтобы меня еще из того кабинета выпустили, – отпарировала Кудимова.
– Выпустят, Валерия, выпустят. Времена сейчас другие пошли. Да и вы нам нужны. И вашу дружбу с этой болгаркой Марией мы ценим. И хотим, чтобы она переросла в нечто большее. В устойчивое, так сказать, сотрудничество. А конкретней: имеются у нас сведения, что гражданка Стоичкова сделает попытку завербовать вас в интересах иностранной разведки. Или уже сделала?
– Никак нет, – помотала головой Лера и глаза прикрыла.
– Что, страшно?
– Страшно, – честно ответствовала Лера. Для нее, девушки тридцать пятого года рождения, еще с дошкольных – довоенных – времен слова «враги народа», а также сопутствующие им: «шпионы», «вербовка», «диверсанты», «измена Родине», – были словно адская, каинова печать. Враги таились повсюду, они всех подряд жителей СССР мечтали завербовать и поставить себе на службу. И вот теперь ей предлагали совершить самый черный грех, какой только существовал для советского человека: изменить родине. Да кто он сам таков, этот Александр Федосеевич, что подобное советует? Не враг ли? Не шпион?
– Да почему вдруг я? – пробормотала Лера. – При чем здесь я? У меня ведь и муж есть. Он точно так же, как я, с Марией этой знаком. А он человек, подготовленный специально. Он служит. А я… Что я?
– Вы понимаете, Лера, – задушевно произнес чекист, – прокачивали мы негласно насчет вербовки Вилена вашего – вы только ему не говорите, а то ведь расстроится парень. Он ведь человек умный, грамотный, преданный, безусловно. Да только он товарищ такой, – и кагэбэшник нарисовал в воздухе руками нечто похожее на картонную коробку, посылочный ящик. – Прямой и честный, хотя себе на уме. И хваткий, своего не упустит. Но вы ведь, Лера, вы не такая. Вы ведь вот какая. – И Александр Федосеевич изобразил руками нечто гибкое и извилистое, словно прошмыгнувшего зверька, или рыбину, или даже змею. – Вы, Валерия, вы – настоящая Лиса Патрикеевна.
Валерия изобразила удивленный и даже оскорбленный вид. А собеседник продолжал, не останавливаясь:
– Вы ведь на все руки от скуки: и прихвастнуть, и обмануть, и хвостиком вильнуть, и соблазнить. Вы настоящая женщина. Я даже вами восхищаюсь. Немного по-отцовски или как брательник старший – но тем не менее.
– Да откуда вы знаете-то меня? – с неподдельным изумлением воскликнула Кудимова. – Мы с вами первый раз встречаемся!
– А – изучали, – со всей серьезностью ответствовал кагэбэшник. – Вы ведь недаром в студенческом самодеятельном театре играли. Как там он у вас, в Авиационном, назывался? «Телевизор»?
– Да, я играла, просто потому что у нас в институте всегда девчонок было мало, – фыркнула Лера. – Нехватка женского полу имелась для нормальной театральной труппы.
– Это вам ваши сокурсники, бездари, вкручивали. А на самом деле вы настоящая актриса, очень талантливая. Именно такой человек нам и нужен. Нужны – вы. Для того чтобы смочь убедить вашу Марию, что вы искренне идете на вербовку, что вы переживаете в душе, раскаиваетесь, что вам трудно, и прочая, прочая. Как хотите, но именно вы – это сыграть сможете. Ваш муженек – нет. А вы – сможете.
