Я возмутилась:
– Это я чуть не продырявила?!
– Ну не я же, – ответил Максим и поднял глаза к небу – ну просто ангел во плоти.
Ну да, смотрела я на него… Неужели об этом надо так в открытую говорить? Как-то это нехорошо.
– Ну ты вообще, – надулась я.
– Сама вообще, – сказал радостный Максим. – Я это первый сказал.
Я случайно хихикнула. Потом мотнула ногой, брызнув водой на Максима. Он зашел в воду и стал на меня брызгаться. Я подбежала к нему и повалила в воду. И мы бултыхались, как маленькие, выкрикивая:
– А у тебя вид жалостливый! – это я, конечно же, крикнула.
– Не жалостливый, а добрый! А ты на мальчика похожа!
– Не на мальчика, а на Малыша!
– На малыша, говоришь? Тогда я буду звать тебя… – Максим издевательски произнес: – Малышка!
Меня перекосило:
– Фу! Малышкой! Не надо!
Максим заливисто засмеялся, протянул мне руку и потащил на берег. Мы были родными людьми. Уселись на берегу, и я вдруг сказала:
– Ты мне понравился, вот я тебе в спину и смотрела.
И мне стало жарко оттого, что я так просто и, наверное, слишком быстро говорю об этом. И испугалась: что сейчас скажет Максим?
А он ответил:
– Ты мне тоже понравилась, но я же тебе в спину не смотрел.
– Еще бы ты смотрел мне в спину! – сказала я. – Если я к тебе не спиной сидела.
Максим промолчал, только кивнул. Потом взял меня за руку. Улыбнулся и сморщил нос. Показушник.
Шумело море, мы сидели вместе, и только тогда я сделала шаг назад, чтобы посмотреть на нас со стороны. Рядом со мной, там, в стороне, стоял кто-то маленький. Марк. Он отворачивался, не смотрел на нас с Максимом и разглядывал лошадку.
У Марка не было такой лошадки там, на чердаке.
Такая лошадка жила у меня дома. Плоская, пластмассовая, с крючком, чтобы продевать в него нитку. Можно сказать, что это вовсе не одинокая лошадка – она была частью новогодней гирлянды. Неудобной, громоздкой – мы редко ее использовали. Но каждый новый год я доставала коробку с этой гирляндой и рассматривала пластмассовые фигурки.
Марк грустно посмотрел на меня, протянул руку. Я протянула свою, и Марк положил на мою ладонь новогоднюю лошадку.
– Отдыхающая… – сказал он вполголоса.
Мы с Максимом молча шагали по улице. Я держала в руке пластмассовую лошадь. У Максима вид был еще жалостливее, чем раньше. Он был славным до невозможности. Но сейчас я не могла радоваться в полную силу. Сейчас нельзя.
Я не знала, что будет, когда мы придем домой.
Что сказать Марку? Что ему вообще можно сказать? Не расстраивайся, малявка, ты еще малявка, а я уже взрослый человек, надо же понимать, что не буду с тобой целые дни возиться… Я представила, как Максим остается в стороне, а я увожу Марка и долго с ним шепчусь. А до Максима будут доноситься обрывки разговора. Что-то вроде:
– Ну ты же не маленький уже, ты понимаешь…
Или:
– Марк, не отворачивайся, посмотри на меня. Что ты раскис?
Глупо, как-то все глупо.
Я даже рассердилась – пусть Марк расстраивается себе! Что я, с другим человеком и поговорить не могу? И вообще, было бы проще, если бы мы нашли жилье где-то в другом месте. У меня даже промелькнула мысль, что можно попросить у мамы с папой переехать куда-то. У нас впереди целая неделя. Столько времени мучиться?
Я толкнула калитку с надписью «Жилье». Утром надписи уже не оказалось – табличку убрали сразу после нашего приезда. Значит, кто-то уехал. Я даже не знала кто, но стало почему-то грустно.
Посмотрела направо – поляки все еще сидели под навесом, разговаривали и пили крымское вино. Я кивнула и пошла дальше. Никого не было видно, а в открытой кухне за длинным столом сидел на лавочке Марк и лопал арбуз. Я оценила – арбуз был не меньше десяти килограммов.
Я посмотрела на Марка и шепнула:
– Эй… – и собиралась позвать его, поговорить наедине.
Марк взглянул на нас, откусил от арбузной дольки и сказал, жуя:
– Шадитесь есть арбуз.
При этом Марк поднимал голову вверх, чтобы не заляпаться арбузным соком. Я осторожно села на лавочку.
Марк благосклонно убрал вниз ноги, освобождая нам место. Максим сел рядом. Марк стал объяснять:
– Вообще-то для арбузов еще рано. Они привозные. Мама говорит, что их колют всякими штуками, чтобы они зрели быстрее. Но мне нравится – вкусно же. Потому весь этот арбуз достался мне. Если не боитесь – давайте есть. А то я один все равно столько не съем.
– Можно было купить арбуз поменьше, – осторожно сказал Максим.
Марк взглянул на него так, как будто спрашивал, случайно не того ли Максим, крыша не поехала? И возмущенно ответил:
– Маленькие арбузы мне не нравятся. Идеальный арбуз должен быть ростом с меня. Но и этот тоже ничего.
Максим нарезал арбуз, мы ели его и смотрели в сад. Точнее, на забор, за которым находился сад.
Забор был примечателен банками и котятами. Стеклянные банки были надеты на отдельные заборины и сушились, а котята просто влезли на свободные заборины и сидели там, пытаясь удержаться. Иногда они смотрели на нас, как мы лопаем арбуз, и мяукали. А арбуз оказался и правда замечательным. Такого вкусного я и не пробовала никогда.
В перерыве между кусками я спросила:
– Марк, а ты не сердишься?
Марк кивнул на Максима:
– На него, что ли? У него вид слишком жалостливый, чтобы на него сердиться.
Мы вдруг все рассмеялись, и нас так разобрало, что Марк даже под стол скатился и хихикал оттуда. А потом выбрался, посмотрел на нас снизу, из-под клеенки, и сказал:
– Меня папа тут с чердака гонит. Говорит, собери своих лошадей, мы там людей поселим.
Я чуть арбузом не подавилась. И спросила:
– Каких людей?
Марк пожал плечами:
– Каких-каких… Отдыхающих. Таких, как вот он, – и показал на Максима.
Максим насторожился. Выглядел он так, как будто и правда виноват, что Марка выселяют с чердака. Марк забрался на скамейку и стал ковыряться в шлепанце. Потом добавил почти что весело:
– Вообще-то папа сказал, что ненадолго. Просто так получилось, что у нас уже жилье забронировали, а тут еще приехали люди, и мы случайно сдали забронированное… Ну и папа развел руками и говорит: собирай своих лошадей, а я на чердак раскладушки принесу. Уедут отдыхающие – поставишь всё на место.
– А ты что? – спросила я.
– А что я… – скис Марк, и было понятно, что он тогда попросту расплакался. – Папа тогда сказал: если хочешь, купи свой десятикилограммовый арбуз, ну и вот. – Марк кивнул на арбуз.
