— Убрала, — сказала она. — Теперь все в порядке.
Но по тому, как заерзала мать, Нора поняла, что уловка не сработала. Мариела попыталась сдуть волосок.
— Щекочет. Отпусти-ка!
Нора почувствовала, как две-три головы повернулись в их сторону. Она отпустила руку матери. Старуха провела ладонью по лицу, потом попыталась сбросить капюшон.
Девушка тут же накинула капюшон ей на голову, но на какое-то мгновение неухоженные волосы старухи сверкнули предательской сединой.
Нора услышала, как кто-то рядом охнул, и подавила желание повернуться на этот звук. Она старалась выглядеть как можно менее подозрительно. До нее донесся шепоток, а может, только послышалось.
Она наклонилась к желтой линии в надежде увидеть огни приближающегося поезда.
— Вот он! — закричала мать. — Родриго! Я тебя вижу. Не валяй дурака!
Мариела звала домовладельца тех времен, когда Нора была еще ребенком. Нора помнила его — тощий как жердь, с копной черных волос и бедрами такими узкими, что ему постоянно приходилось подтягивать пояс. Мужчина, к которому мать обращалась теперь (черноволосый, но ничуть не похожий на Родриго тридцатилетней давности), внимательно смотрел на нее.
Нора притянула мать к себе, попыталась ее успокоить, но та вывернулась, а когда снова окликнула несуществующего домовладельца, капюшон соскользнул с ее головы.
— Мама, — взмолилась Нора. — Прошу тебя, посмотри на меня. Помолчи.
— Как заигрывать со мной, он тут как тут, а когда нужно что-то сделать…
Нора попыталась рукой закрыть ей рот, снова накинула на голову старухи капюшон, но этим лишь привлекла еще больше внимания.
— Мама, пожалуйста. Нас поймают.
— Ленивый ублюдок, вот он кто!
Даже если мать примут за пьяницу, беды не избежать. Алкоголь был под запретом, потому что ухудшал свойства крови и провоцировал асоциальное поведение.
Нора повернулась, прикидывая, не покинуть ли им платформу, но тут увидел в туннеле яркие огни поезда.
— Мама, наш поезд. Ш-ш-ш! Вот он подходит.
Поезд притормозил. Нора ждала у первого вагона. Несколько пассажиров вышли на платформу, после чего Нора затолкнула мать внутрь, нашла два свободных места рядом. Поезд маршрута № 6 довезет их до Пятьдесят девятой улицы в считаные минуты. Она поправила капюшон на голове матери, дожидаясь, когда же закроются двери.
Нора обратила внимание, что никто не сел рядом с ними. Она бросила взгляд вдоль вагона и успела заметить, как другие входящие пассажиры быстро отворачиваются. Потом она посмотрела на платформу и увидела молодую пару, которая разговаривала с двумя полицейскими (не стригоями) Службы управления городским транспортом; молодые люди показывали на первый вагон поезда. Показывали на Нору.
«Закрывайтесь, двери», — безмолвно взмолилась она.
И двери закрылись. С той самой непредсказуемой решительностью, какую всегда демонстрировал нью-йоркский транспорт, створки сошлись. Нора ждала привычного рывка — ей не терпелось вернуться на свободный от вампиров остров Рузвельта и ждать там возвращения Фета.
Но поезд не трогался. Она одним глазом оглядывала пассажиров в другом конце вагона, другим следила за полицейскими, которые направлялись теперь к вагону в сопровождении двух стригоев, пялясь на Нору красными глазами. За ними стояла законопослушная молодая пара, указавшая полиции на девушку и старуху.
Эти двое полагали, что поступают правильно, подчиняясь новым законам. А может, просто были зловредными. Ведь всем остальным пришлось сдать своих стариков главенствующему роду.
Дверь открылась, и первым вошел полицейский. Даже если бы ей удалось прикончить двух собратьев по роду человеческому, затем двух стригоев и убежать со станции, сделать это она могла только без матери. Но сделать это, не пожертвовав матерью (обрекая ее на арест или смерть), было невозможно.
Полицейский протянул руку и скинул капюшон с головы миссис Мартинес.
— Дамы, — сказал он, — вам придется пройти с нами.
Нора осталась сидеть, он положил руку ей на плечо и сильно сдавил:
— Немедленно.
Больница «Бельвью»
Эф отпрянул от окна: вампиры собирались внизу на улице перед дверями больницы. Он прокололся… Страх обжег желудок. Он попался.
Первым его порывом было бежать дальше наверх, выиграть время, выбравшись на крышу, но дальше — тупик. Единственное преимущество крыши состояло в том, что с нее можно было броситься на асфальт — выбрать между смертью и обращением.
Если бежать вниз, придется прорубаться через толпу стригоев. А это все равно что пробираться через рой пчел-убийц: уж раз-то его точно ужалят, а этого вполне достаточно.
Значит, бегство исключается. Как и самоубийственная схватка. Но он немало времени провел в больницах и мог считать их своей территорией. Преимущество на его стороне. Остается только понять, в чем оно состоит.
Эф проскочил мимо застывших лифтов, потом остановился, пробежал назад тем же маршрутом, замер перед панелью управления газоснабжением. Аварийный кран, перекрывающий подачу газа на этаж. Эф сорвал пластиковый щиток, убедился, что заслонка открыта, и принялся молотить по конструкции, пока не услышал характерного шипения.
Затем он бросился к лестнице, поднялся на один этаж, побежал к панели управления подачей газа, раскурочил и ее. Он вернулся на лестницу и услышал, как кровососы наводняют здание. Делали они это молча — потому что голоса у них не было. До него доносилось только шлепанье мертвых босых ног по ступенькам.
Эф рискнул и поднялся еще на этаж, затем быстро разворотил панель и здесь. Он нажал кнопку вызова ближайшего лифта, но не стал ждать, вместо этого принялся искать служебные лифты, на которых санитары перевозили продукты и лежачих пациентов. Нашел их, нажал кнопку и замер в ожидании.
Адреналин выживания и погони зарядил его кровь — средство не менее действенное, чем любой искусственный стимулятор. Он понял, что именно такой эйфории искал в медикаментозных средствах. Чувствительность рецепторов удовольствия притупилась после многочисленных схваток, которые могли закончиться его смертью. Слишком часто испытывал он эйфорию, слишком часто настроение его падало ниже плинтуса.
Дверь лифта открылась, он вошел в кабину и нажал кнопку «П» — «подвал». Объявления предупреждали о важности сохранения врачебной тайны и необходимости мыть руки. С грязного постера Эфу улыбался ребенок. Он сосал леденец и подмигивал ему, подняв вверх большой палец. «ВСЕ БУДЕТ ТИП-ТОП», — сообщал печатный идиот. На постере был график педиатрических конференций, проходивших миллион лет назад. Эф засунул один меч назад в сумку; цифры этажей сменяли друг друга, приближаясь к «П». Потом свет внутри погас, кабинка дернулась и остановилась между этажами — заело. Такое развитие событий было катастрофой, но через несколько секунд кабинка дернулась и снова двинулась вниз. Как и все остальное, лифты требовали регулярного обслуживания, а потому доверяться этому средству передвижения не стоило… конечно, если у тебя был выбор.
