Вообще-то она гораздо больше похожа на настоящую маму, эта тётенька. Она такая большая, широкая, с кудряшками на голове. Но теперь я уверена – Улла нравится мне гораздо больше. Только вот её волосы… Она могла бы просто отпустить их, это же ничего не стоит, и тогда она стала бы похожа на женщину. Настоящую женщину. А не на мальчика.
Я скажу ей про это когда-нибудь, потом… Мы едем довольно долго, до конечной остановки. Потом немножко идём вперёд, и дома заканчиваются – вокруг только луга, кусты, редкие деревья и озеро. Оно не очень большое, хорошо виден другой берег. Но всё равно это настоящее озеро! Кругом коричневые поля, а по воде плавают утки. Их много.
– Вот мы и пришли! – объявляет Улла, стягивает с головы шапку с помпоном и суёт её в карман куртки. Встряхивает стриженой головой и вдруг срывается с места: – Кто первый добежит до озера?
Я тоже стаскиваю шапку, засовываю её в карман пальто и бегу за ней.
Улла уже довольно далеко. Для взрослого она бегает очень даже хорошо. Куртка надувается на ветру, шапка выскальзывает из кармана, но она этого не замечает и бежит дальше. Вот она уже на берегу и кричит:
– Первая!
Я подбираю выпавшую шапку. Вот ведь растяпа! Потом подбегаю к Улле и говорю:
– Не считается! Ты не сказала «на старт – внимание – марш!». Так обязательно надо сказать, если хочешь бежать наперегонки. А то получится несправедливо.
И вдруг понимаю: я в первый раз сказала ей «ты». Просто так. И это было легко.
Улла ничего не заметила. Она сидит на мокрой траве и хитро улыбается:
– Правильно! Я ведь хотела прибежать первой!
Она тянет меня на влажную землю, выхватывает шапку и нахлобучивает её мне на голову, до самого носа, так что я оказываюсь в темноте.
– Я выиграла, ну признай это! – кричит она и пихает меня. Я падаю на спину.
– Но ведь… – говорю я и вдруг прыскаю со смеху.
Ну Улла! Ну даёт!
Мне ничего не видно, я стаскиваю шапку… А потом нахлобучиваю её на голову Улле. В отместку за несправедливость, вот! Теперь она ничего не видит! Хочется пихнуть её, чтобы она тоже упала на спину, но на это я всё-таки не решаюсь. Улла сидит тихо-тихо в натянутой до носа шапке. У меня мелькает мысль: что, если она сейчас рассердится? Это ведь не полагается – смеяться над взрослыми. Попробовала бы я натянуть шапку на уши сестре Франциске, вот был бы номер!
Но Улла не сердится и шапку не снимает. Вид у неё как у грабителя банка из какого-нибудь гангстерского сериала. Она качает «грабительской» головой и глухо ворчит через «грабительскую» шапку что-то вроде «Чёрт!». Она и правда сказала «чёрт». Я бы такого никогда не сказала, по крайней мере громко. Такие слова я говорю только шёпотом. Говорить плохие слова нам запрещено. Если б это услышала сестра Франциска, она больше никогда не отпустила бы меня к Улле! Что ж это за воскресная мама, которая чертыхается…
Улла вдруг сдёргивает шапку с головы и говорит:
– Чёрт, я забыла дома наши припасы для пикника!
Я хихикаю – так смешно она сердится. На себя сердится, не на меня. Я ведь не виновата. А вообще-то – ну что тут такого! С каждым может случиться. Я почти ничего никогда не забываю, а вот другие забывают. Улла настоящая растяпа, но это ей даже идёт. Очень хочется её утешить, но я только говорю:
– Мне есть совсем не хочется…
– Зато мне хочется! – кричит Улла и вскакивает. К её брюкам прилипла целая куча коричневой земли. Ну и видок! И даже не догадается отряхнуться. Про припасы для пикника, что она его забыла, я уже и раньше догадалась. У неё ведь с собой ничего нет: ни сумки, ни пакета. Но ведь утром она всё это упаковала, не забыла, позаботилась… Для того чтобы пойти со мной на пикник! И пусть все припасы сейчас на кухне, а мы тут, на берегу озера, – это ничего!
– Бежим вон к тому фургончику! Там продают сосиски! – говорит Улла. – На старт – внимание – марш!
Сосисочный фургончик стоит на другом берегу. До него довольно далеко, надо обежать почти всё озеро.
Улла бросается вперёд, шапка опять падает на землю. Я её хватаю и припускаю за Уллой. Она действительно растяпа, за ней нужен пригляд. Но сначала надо её догнать. Она бежит быстро, а я – ещё быстрее. Бегаю я хорошо, сейчас она в этом убедится. Земля мокрая, чавкает под ногами, озеро большое, и у Уллы уже изрядное преимущество. Но я всё равно её догоню!
Я бегу, мне становится тепло, хочется бежать всё быстрее и быстрее… Пусть Улла увидит, как хорошо я умею бегать. Вот я уже с ней поравнялась и обгоняю…
И тут слышу, что дышит она тяжело.
А я бегу дальше. Кажется, земля вот-вот уйдёт из-под ног. Если подпрыгнуть повыше, я, наверное, взлечу! Честное слово! Полечу прямёхонько к фургончику, схвачу на лету сосиски, заложу вираж и – обратно к Улле. Крикну «Лови!», и на неё посыпятся сосиски, а я приземлюсь рядом. Вот она удивится – летающая девочка и падающие с неба сосиски!
Но взлететь не получается. Неужели не получается? На бегу я подпрыгиваю изо всех сил, стараясь зависнуть в воздухе, но очень скоро ноги опять оказываются на земле и бегут дальше…
Летать и правда не получается. Летать можно только во сне. Жалко! Но я и так уже у фургончика.
Улла далеко позади, она отстала на километр или, по крайней мере, на много метров. Она держится за бок и кряхтит: «Есть хочу!» Ух, как тяжело она дышит! Я про себя усмехаюсь. Я же знала, что взрослым нельзя так много бегать, это не для них. Бедная Улла!
– Сосиску мне! – задыхаясь, просит она у продавца в фургончике. – И горчицы побольше.
Мы садимся на скамейку рядом с фургончиком и набрасываемся на сосиски. Вкуснотища! Оказалось, что я таки голодная. Когда всё съедено, Улла берёт ещё, и мы опять всё съедаем. И перемазываемся сосисочным соком. Я тайком вытираю пальцы о пальто.
Наконец мы наелись и просто сидим рядышком на скамейке. Ничего не говорим и смотрим на озеро. Утки плавают и крякают. Утят не видно. Наверное, ещё не вылупились, думаю я. Пока тут только утки-родители. Две из них всё время плавают рядышком – может, скоро у них появятся дети.
У них такой вид, будто им хочется детей. Они очень нежно смотрят друг на друга. Когда появятся утята, они будут жить все вместе. Их не отдадут в утиный интернат для круглых сирот – такого интерната не бывает и быть не может, уткам это не нужно.
А у людей есть. Почему так? У уток-то всё лучше устроено…
Если б у нас был хлеб, я бы с удовольствием их покормила. Чтобы они стали большими, сильными утиными родителями. Но хлеба у нас нет, только перемазанные жиром пальцы.
– Много бы дала за то, чтобы узнать твои мысли, – вдруг слышу я голос Уллы рядом. Она наклоняется вперёд: – О чём ты думаешь?
Говорит так, будто это её действительно интересует. Рассказать ей про уток? Но я не знаю как. Лучше не надо. Может, когда-нибудь, потом… Тут небо начинают затягивать пухлые серые облака. Дождевые.
