– Она сказала вам, как он там оказался? – окончательно рассвирепел Фитцджеймс-старший. – Вы не можете утвердить слово проститутки против слова джентльмена! Тем более что джентльмен этот – мой сын.
– Проститутка ничего мне не сказала. – Томас посмотрел сначала на отца, а потом на сына. – Она была мертва. У нее поломаны ногти на руках и ногах, а сама она, зачем-то облитая водой, была задушена собственным чулком.
Финли чуть не задохнулся и побелел как мел. Тело его обмякло в кресле.
Его отец медленно и глубоко втянул в себя воздух, а затем, задержав его, так же медленно сделал выдох. Резкие складки у его рта побелели, а на щеках, наоборот, появились два красных пятна. Взгляд Питта он встретил холодно и враждебно.
– Прискорбно, – сказал он, с трудом сдерживая себя. – Но какое мы имеем к этому отношение? – Огастес посмотрел на суперинтенданта так, словно хотел испепелить его взглядом. – Финли, изволь дать инспектору имена и адреса всех тех, кто, по-твоему, был членом этого злосчастного общества. Больше мы ничего для вас не можем сделать, сэр.
Томас снова посмотрел на подозреваемого:
– На значке, который мы нашли, ваше имя.
– Мой сын сказал вам, что уже много лет не общается с членами этого клуба, – опять вмешался старший Фитцджеймс, повышая голос. – Покидая эту организацию, или, как они ее называли, этот клуб, он, без сомнения, вернул свой значок ее председателю, а тот мог его потерять. Все это никак не связано с личностью того, кто убил эту несчастную женщину. Я полагаю, что ее занятие всегда было связано с крайней степенью риска.
Питт ответил на это не сразу. Ему понадобилось какое-то время, чтобы подавить свое негодование и собраться с мыслями для достойного ответа этому невыносимо заносчивому господину. Он хотел сказать Огастесу что-то такое, что заставило бы его увидеть Аду Маккинли и других, таких, как она, женщин глазами самого Томаса – так, как он увидел их вчера. Пусть они некрасивы, неумны и отнюдь не безгрешны, но они такие же люди, как и все.
Ада так же умела надеяться и страдать, как и юная дочь Фитцджеймса, сидящая сейчас в красивом муслиновом с кружевами платье в роскошной столовой отцовского особняка. Правда, этой девушке неведомы ни голод, ни физические страдания, и самыми большими ее проступками в глазах общества пока останутся появление в гостях в таком же платье, как и у хозяйки дома, и нечаянный смех после чьей-то скабрезной шутки.
Но Питту так и не пришла в голову мысль, способная поставить Фитцджеймса на место. Как бы он ни пытался, тот не изменит своего мнения об Аде Маккинли.
– Конечно, – холодно сказал суперинтендант. – Полиция не может позволить себе такую вольность, как самой выбирать для себя дела об убийствах и определять конечный результат расследования. – Он постарался, чтобы его слова прозвучали как можно более двусмысленно, даже если его собеседники и не поймут этого.
– Да, разумеется, – согласился Фитцджеймс-старший, мрачно нахмурившись. Дальнейшее продолжение разговора он считал бессмысленным: это было написано на его лице. Он повернулся к сыну: – Ты можешь вспомнить, когда в последний раз видел эту эмблему?
У Финли был несчастный вид. Его состояние можно было объяснить многими причинами: отчаянием от того, что он оказался втянутым в дело об убийстве проститутки, стыдом, что он умудрился напиться до полного беспамятства, страхом, что теперь он вынужден втянуть в это разбирательство своих друзей и назвать их имена. А еще, возможно, сомнением, что кто-то из них мог быть в этом замешан. Впрочем, причиной тревоги могло быть просто неизбежное объяснение с отцом, которое начнется, как только Питт покинет их дом.
– Я… право, не знаю. – Молодой человек посмотрел в лицо Томасу. Теперь он сидел скорчившись и прижав руки к животу. Возможно, ему было нехорошо после вчерашнего безоглядного пьянства. Под глазами у Финли красовались отеки, и Питт не сомневался в том, что голова у него трещит с перепоя. – Это было так давно, – честно признался подозреваемый. – Около пяти лет, не меньше. – Он избегал отцовского холодного взгляда. – Я потерял его еще тогда. И сомневаюсь, что кто-то из моих друзей мог его найти. Возможно, только случайно, и вся эта история со значком – не более чем злая шутка.
Томас был уверен, что он что-то недоговаривает, но, взглянув на Фитцджеймса-младшего, встретил взгляд, полный отрицания, – в нем не было даже удивления. Казалось, вопрос незваного гостя не стал для него неожиданностью: он словно ждал его. Неужели это было отрепетировано?
– Мне нужны имена, – устало сказал Питт, начиная чувствовать, как сказывается на нем бессонная ночь, чужое горе, темные улочки, вонь свалок и полная безнадежность. – Мне нужны их имена, мистер Фитцджеймс. У кого-то был ваш значок, и он оставил его возле тела убитой.
Огастес брезгливо поморщился, но не двинулся с места, и только его пальцы чуть сильнее сжали подлокотники кресла.
Финли был бледен, и казалось, ему вот-вот станет дурно.
Мерно и тяжело отсчитывал время маятник высоких часов в углу. За дверью слышались приглушенные шажки горничной.
– Нас было всего четверо, – наконец сказал молодой человек. – Норберт Хеллиуэлл, Мортимер Тирлстоун, Яго Джонс и я. Могу дать вам последний адрес Хеллиуэлла, а также Тирлстоуна. Где сейчас Джонс, я не знаю. Я давно не видел его и ничего не слышал о нем уже много лет. Кто-то говорил, что он стал священником, но это, очевидно, шутка. Яго был чертовски хорошим парнем, веселым и остроумным, как и остальные. Возможно, он уехал в Америку. Он из тех, кто мог мечтать о Техасе или дикой Африке… – Финли попробовал рассмеяться, но у него не получилось.
– Напишите мне адреса этих двоих, – попросил Питт.
– Я не уверен, что они вам чем-то помогут.
– Возможно, что так, но это будет хоть каким-то началом, – улыбнулся суперинтендант. – Должен также вам сказать, что подозреваемого видели. По меньшей мере две свидетельницы дали такие показания. – Он надеялся, что это потрясет Финли, но, увы, ошибся.
Глаза Фитцджеймса-младшего расширились от радостного удивления:
– Его видели там? Славу богу, теперь вы знаете, что это был не я! Я не знаюсь с такими женщинами, – торопливо добавил Финли. Это явно была ложь, и к тому же ненужная. На этот раз он покраснел и охотно взял бы свои слова обратно.
По лицу его отца промелькнула быстрая как молния тень несвойственного ему страха, но тут же исчезла. Теперь он смотрел на Питта злыми глазами, опасаясь, что от того не ускользнул испуг его сына. Томас теперь, если уж на то пошло, – виновник всего, что произошло, и этого Фитцджеймс-старший ему не забудет.
– Я сомневаюсь, что это Хеллиуэлл или Тирлстоун, – поторопился добавить Финли, чтобы прервать неловкое молчание. – Но если вы настаиваете, то что ж, сами убедитесь. За Яго Джонса я не отвечаю, да и вам трудно будет его отыскать. Не знаю даже, есть ли у него семья. Обычно не принято особенно расспрашивать о таких вещах. Лучше не делать этого, особенно если речь идет о человеке без роду и племени, как в данном случае.
