— Это не пройдет, — прервал ее размышления Дев.
— Что не пройдет?
— Прятаться за Кордри.
— С чего ты взял, что я прячусь?
— Сама знаешь, — усмехнулся Дев. — Ладно, я скажу. Например, твое вчерашнее поведение.
— Ну просто святой, — съязвила Холли. — Это провокация.
— Провокация или искушение?
— Вернее, раздражение, — отрезала Холли.
— Шип в бок, да? Поскольку любая реакция лучше, чем безразличие, я считаю себя выигравшим.
— И претендуешь на ежегодную премию за хамство?
— Возможно, когда-нибудь, только не в этом году. — По лицу Дева скользнула тень боли. — Обещаю тебе.
— У тебя изменился характер? — не унималась она, хотя вспомнила с опозданием, что несколько часов назад видела его в церкви, и разозлилась на себя за грубую насмешку.
— Если ты так считаешь, — с неожиданной кротостью сказал он.
— Я не считаю. Но именно на это ты претендуешь?
— Какая разница?
— Для кого?
— Для нас.
— «Нас» не существует, Дев. Никогда такого не было и никогда не будет.
— А Тенерифе?
— Ошибка. Самая большая ошибка в моей жизни.
— Но это было?
— Что-то вроде сна… Нет, если хорошенько подумать, — продолжала она, понимая, что наносит удар Деву и еще сильнее причиняет боль себе, — это был кошмар, ежечасный и ежеминутный.
— Слишком жестоко, Холли.
— Но тебе ведь нужен честный ответ, Дев. Правдивый, честный, искренний.
— И твердый. Но это не пройдет. Тебе не спрятаться, Холли. Я вернулся и теперь не позволю тебе уйти.
Дверь отворилась, и в комнату ворвался Джонатан, за ним спокойно шла Мерил, которая с недовольной гримасой поспешила смахнуть пыль со своих туфель на каблуках.
— Мы все осматривали, Холли, — объявил Джонатан.
— Правда, милый? И что же видели? — спросила Холли, обнимая мальчика; ужасно — она пользуется Джонатаном как щитом, чтобы укрыться от Дева!
— Лошадей. Много-много! Еще уток, гусей и настоящий глубокий бассейн. Мама не велела мне подходить к нему.
— Пруд, — механически поправила Мерил. — И ты не должен к нему подходить. Вам следовало предупредить меня, Дев. Если бы я знала, что вы живете на ферме, то захватила бы для маленького озорника одежду попроще, чтобы он мог снять выходной костюм. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, кажется, вы называли свое жилище загородным домом?
— Так оно и есть, вернее, будет через некоторое время. Из-за сложных во Франции законов наследования земельный участок был разделен, а дом стал местом отдыха.
— Он чрезвычайно мил, — признала Мерил с оттенком сомнения.
— Но не вполне такой, как вы ожидали? Недостаточно велик, с точки зрения мадам? — поддразнил Дев.
— Он не соответствует моим представлениям о загородном доме, — подтвердила Мерил, а Дев тем временем провел всех в комнату, где был подан кофе.
Однако дом, обшитый деревом, с соломенной крышей, неровными полами и низкими потолками, выглядел очень милым. В отличие от современной виллы Алекса он казался необыкновенно уютным, полным жизни; особенно хорошо было есть за столом в кухне. Правда, Холли из-за своего возбуждения не могла как следует его рассмотреть.
Алекс и Дев. Такие разные внешне: один высокий, светловолосый, красавец в классическом стиле, другой тоже высокий, но черноволосый и типичный сердцеед. Почти ровесники… вкусы в отношении женщин у них одинаковые, с иронией подумала Холли.
Уютному дивану она предпочла кресло, заметив, как у Дева, наливавшего кофе, насмешливо дрогнули губы. Холли заносчиво вскинула голову, но чашка с кофе постукивала о блюдечко, выдавая ее нервозность. Она боялась. Вопреки смелому заявлению о любви к Алексу она боялась Дева.
Она уже действительно начинала верить, что спасения нет. Укрыться негде. Пока Джонатан весело болтал, она погрузилась в размышления. Несмотря на все ее уверения и насмешки, Дев гнет свою линию, считая, что это дело времени. И она боялась. Потому что любила его. Потому что лгала об Алексе. И Дев понимал, что она лжет. Потому что Дев целовал ее, а она ему отвечала.
Сегодня Дев оделся по-домашнему: узкие полотняные брюки, рубашка с открытым воротом и закатанными рукавами. Шея и руки обнажены. В вырезе рубашки видны курчавые черные волосы, которые так хочется потрогать. Во всяком случае, ей этого хочется. Дев неожиданно поднял глаза, и она покраснела. Потому что Дев понял, он читал ее мысли.
— Холли, ты возьмешь меня покататься верхом? — жалобно спросил Джонатан.
— Прости, дорогой. О чем ты спросил?
— Я попросил маму, но она не умеет ездить верхом. Возьми меня покататься, пожалуйста! Верхом на лошади, — прибавил Джон, словно объясняя трехлетнему ребенку.
— Ладно. Это, наверное, можно, — согласилась Холли, поглядев на Мерил, которая утвердительно кивнула. — На пони. На большой лошади тебе еще рано ездить.
Джонатан опустил голову.
— А Питер говорит, на пони ездят только малыши.
— Кто такой Питер? — поинтересовался Дев.
— Мой друг. Ему подарят лошадь на день рождения. Вот такую. — Джонатан вскочил и вытянул руку насколько мог.
— Но, дорогой мой, Питер умеет ездить верхом, — терпеливо объяснила Мерил.
— Держу пари, что учился он на пони, — поспешил сказать Дев.
Маленький рот крепко сжался — Джонатан явно не был убежден.
— Тогда, — наклонился к мальчику Дев, — как насчет того, чтобы приехать сюда завтра и провести день со мной? Мы попросим девушек, работающих в конюшне, подобрать для тебя подходящую лошадку.
— Разве мы не можем сделать это сегодня? — спросил Джонатан, лицо которого мгновенно просветлело.
— К сожалению, нет, парень. Сегодня воскресенье, тебя некому научить.
— Вы сами могли бы посмотреть за мной. А я был бы очень осторожен.
— Знаю, но ведь это не мои лошади. К тому же опасно ездить верхом без шлема. Ты можешь упасть и удариться головой. Тогда вся королевская конница и вся королевская рать не смогли бы тебя собрать[2].
Джонатан засмеялся, уже не столь огорченный.
— Но я же сильнее Шалтая-Болтая. Я уже большой. Голова у меня не расколется.
— Моя раскололась, а я намного больше тебя.
— Вы падали с лошади?
— Много раз. Хотя моя голова пострадала не из-за этого.
— А из-за чего? — неожиданно для себя спросила Холли.
