— Да я просто любовался ночным небом. Хочешь присоединиться?
— Здесь холодновато. — В голосе Элизабет прозвучало сомнение.
Он взглянул на нее. Девушка по-прежнему стояла в дверях, слегка поеживаясь от ночной прохлады. Сейчас она показалась Хейлу особенно прекрасной. Лунный свет делал ее еще более загадочной и неприступной. Светлые волосы свободно падали с плеч, тонкий голубой пеньюар облегал стройную фигуру. О, как ему хотелось обнимать и ласкать каждый изгиб ее прелестного тела!
— Какая чудесная ночь! — сказала она, делая шаг по направлению к Хейлу. — Наверное, и вправду в техасском небе самые большие звезды во всей Америке!
— Так наслаждайся! У себя в Лос-Анджелесе вы ни одной звезды не разглядите сквозь дым и чад.
Элизабет приблизилась, и Хейлу вновь вскружил голову нежный аромат сирени. Он постарался сосредоточиться на созерцании огней города и звездах, но как же ему хотелось, чтобы эта девушка всегда была рядом с ним! Боясь обидеть ее неосторожным словом или даже жестом, он аккуратно положил ногу на ногу и откинулся в кресле.
— Хочешь — верь, хочешь — нет, но смог не всегда скрывает звезды, так что даже в Лос-Анджелесе мы не лишены подобных красот… В какой-то степени, — сказала Элизабет, присаживаясь на стул, любезно пододвинутый Хейлом.
— Ты так всю жизнь и провела в Калифорнии? — Хейл начал непринужденный разговор, чтобы девушка хоть немного расслабилась.
— Да. А ты всегда жил в Техасе?
— Ага. Нет лучшего места на земле.
— А где ты еще бывал?
— Да где только не бывал! У меня турне по всему миру. Но я уезжаю только для того, чтобы однажды вернуться домой.
— И где же твой дом?
— На западе штата. Там у меня ранчо «Трэйлз энд». Тебе бы там понравилось, Лиззи. Представь, оседлал лошадку — и скачешь себе сколько захочешь. Ранчо огромное: больше тысячи акров земли.
Элизабет удивленно спросила:
— Ты разводишь лошадей?
— Лошадей и еще кое-какой домашний скот. — Хейл был доволен, что ему, кажется, впервые удалось удивить эту невозмутимую красавицу. — Я всегда мечтал о большом ранчо.
— А кто же управляет им, когда ты в отъезде?
— Мой брат. И еще отец, для него это очень важно.
— Должно быть, родители очень гордятся тобой!
Хейл пожал плечами:
— Моя мать умерла от рака шесть лет назад. Отец считал, что музыкой много не заработаешь — в этом он убедился на собственном опыте. Так что он всерьез убеждал меня, что надо идти учиться в колледж на инженера. Говорил, что только так я смогу добиться успеха в жизни.
— Но вряд ли бы ты добился большего успеха, чем теперь. — Элизабет почему-то решила выступить в защиту профессии музыканта и Хейла в частности.
— Ну, это зависит от того, что понимать под успехом. Например, у меня нет приличного образования. В гонке за популярностью мне просто было не до этого. — Хейл помолчал и продолжил: — Думаю, отец прав, что советовал мне идти в колледж. Когда-нибудь я обязательно получу диплом! — закончил он.
— Ты это серьезно?
— Слава не вечна. Наступит время, когда люди перестанут покупать мои диски и билеты на концерты. И я заранее готовлю себя к этому дню. Музыка для меня значит очень много, но не все.
— А что же еще? У тебя есть слава, успех и…
— …и однажды я все это потеряю.
— Не обязательно.
Хейл улыбнулся и взглянул в прекрасные глаза своей защитницы, глаза цвета летнего неба. Интересно, что она на самом деле о нем думает?
— Как мне нравятся твои волосы! В лунном свете они похожи на золото. Ты такая красивая, Лиз! Слишком красивая, чтобы быть чьим-то телохранителем.
Элизабет натянуто улыбнулась в ответ и тут же поднялась.
— Я… мне… пора… — Казалось, она внезапно забыла все на свете слова, но потом закончила свою путаную фразу очень выспренно: — Мне пора вернуться к моим прекрасным сновидениям.
Хейл тоже поднялся со стула, приготовившись помешать ее внезапному отступлению:
- Скажи: мне кажется или мой телохранитель действительно меня боится?
— Я… не знаю. Хотя нет! Ты, конечно же, ошибаешься, я не боюсь.
— А я не верю. Кажется, ты панически боишься, что я могу прикоснуться к тебе или… поцеловать?
— С твоей стороны это было бы очень непрофессионально, но я не боюсь поцелуев.
- Тогда, может быть, ты боишься того, что можешь почувствовать?
— До чего же ты самовлюбленный тип! Думаешь, я упаду в обморок, стоит тебе прикоснуться к моим губам?
— Держу пари.
— Глупости! — Элизабет резко повернулась к двери.
Хейл стоял совсем рядом. Он обнял ее за талию в тот момент, когда Элизабет уже взялась за дверную ручку.
— Один поцелуй! — шепнул он ей на ушко. — Чем ты рискуешь?..
— А это уже сексуальное домогательство!
Он усмехнулся:
— Это просто способ проверить, кто из нас прав. Хочешь пари на деньги? Сколько?
— Не нужны мне твои деньги! — огрызнулась она.
— А я и не сказал, что просто так их тебе отдам. Ты же можешь и проиграть! Вдруг почувствуешь нечто особенное?
— Ошибаешься.
— Что бы ты ни почувствовала, я буду первым, кто об этом узнает.
— Ну, учитывая твой богатый опыт… общения с женщинами, я этому не удивлюсь.
— И если я окажусь прав, то устроим настоящее свидание: ужин и танцы. А если ты, то я дам тебе пять тысяч долларов.
— Свидание может послужить причиной расторжения контракта со стороны агентства.
— А мы никому не скажем, что это свидание. Ну так что? При любом раскладе ты ничего не теряешь.
— Если я соглашусь на это… пари, ты оставишь меня в покое? — Казалось, она заглянула ему в самую душу, ожидая правдивого ответа на этот важный для нее вопрос. — Согласишься с тем, что я только телохранитель и не более того?
Хейл ухмыльнулся и поднял правую руку:
— Да поможет мне Бог!
— Тогда давай покончим с этими глупостями, чтобы у тебя не осталось ни малейших сомнений на мой счет. — Она подняла подбородок и приблизила лицо к Хейлу. Девушка зажмурилась, а тело ее напряглось в мучительном ожидании.
Хейл осторожно взял ее лицо в руки, упиваясь каждой секундой созерцания. В лунном свете она походила на хрупкую фарфоровую статуэтку. Хейлу казалось, что от нее исходит божественное свечение.
Медленно и осторожно он коснулся ее губ, которые так манили его с первой встречи в концертном зале Сан-Антонио. Сладкая истома разлилась по его телу, и их губы слились в поцелуе.
