Наконец она сама изменила ситуацию, решив покинуть мужчин, но Адам вежливо попрощался и ушел, помахивая заштопанным пуловером. Была или нет конкуренция между мужчинами, но Адам уступил Арно инициативу.
Оставшись с Арно наедине, Хона решила спокойно подождать от него объяснения цели визита.
Он начал без предисловий:
— Должен сказать, ваше посещение «Ла-Вуаля» в воскресенье очень важно для меня.
— Почему для вас? — удивилась она.
— Потому что на вечеринке будет присутствовать один человек. Я бы хотел, чтобы вы с ним увиделись. Или, лучше выразиться, пришли на очную ставку.
Хона насторожилась:
— Очная ставка с человеком, которого я не знаю? Что это значит?
— С человеком, которого, надеюсь, вы не знаете, но узнаете, более того, сможете отрицать в его присутствии, что он когда-либо знал вас прежде, — подтвердил Арно.
— Не понимаю.
— Позвольте мне объяснить. Дело вот в чем — этот человек у меня работает. Его имя Ноэль Боннер. Он занимается экспортом копры. Ему довелось быть в Сиднее в то же время, что и Пирсу.
— В Сиднее?
Арно кивнул:
— Вы, видимо, догадались. Он видел вас в яхт-клубе и других местах. Однажды он сказал мне мимоходом, что видел вас и прежде. Сначала он был не очень уверен, но потом отбросил все сомнения. По его словам, это было в Австралии, в Сиднее. И более того, он уверяет, что вы были в компании Пирса… Понимаете?
— Вы полагаете, он действительно мог видеть меня?
— Мог.
— И что же? — выдохнула Хона.
— А вот что, — ответил Арно. — Хотя все может оказаться глупой ошибкой, но пойти на риск стоит. И если вы сыграете свою роль хорошо, то очная ставка принесет пользу. Это лучше, во всяком случае, чем позволить распространять сплетни.
— Но положим, я знаю его и встречала в Сиднее?
Арно бросил на Хону оценивающий взгляд:
— Если бы вы встречались, то он бы не сомневался, был бы уверен в этом. Но даже если вы и видели его, то нужно ли признаваться в этом?
— Н-нет. Но если он станет возражать, скажем, назовет время и место, где он видел меня с Пирсом, что тогда?
— Тогда вы выложите все контрдоводы, которыми располагаете.
— Вы хотите сказать, — медленно произнесла Хона, — что я должна лгать? — Она чувствовала себя обескураженной и боялась услышать его ответ.
Она видела, как в карих глазах Арно загорается гнев.
— Не употребляйте слов, которых я не произносил! — возмутился он. — Я сказал «контрдоводы». Думаю, ваше женское чутье подскажет вам, как это лучше сделать.
— Но если он станет возражать, что я скажу в ответ, ведь я понятия не имею, насколько он осведомлен о наших с Пирсом отношениях?
— К сожалению, придется уповать на вашу интуицию.
Хона перевела взгляд на свои руки, тесно сомкнутые и покоящиеся на коленях:
— Мне тоже жаль, но я не буду встречаться с этим человеком. Я не смогу вести себя достойно на этой встрече. Не смогу загнать его в угол способами, которые вы предлагаете. Нет…
— Вы предпочитаете, чтобы он продолжал распространять слухи? Помните, стоит ему упомянуть о ваших отношениях с Пирсом в какой-либо беседе, как пойдут разговоры. Я думаю, помимо всего прочего, это поставит вас в довольно неловкое положение.
— Не считаете ли вы, мистер Лорд, что это — моя проблема, — запротестовала Хона.
— Вздор! — выпалил он. — Это не ваша личная проблема. Она имеет отношение и ко мне. Речь идет об избавлении моей матери и Исан от боли и унижения, которых они не заслуживают. И позвольте напомнить, что вы дали слово помогать мне в этом.
— Я только обещала не говорить и не делать того, что нанесет им душевные раны.
— Господи, что за педантизм! — взорвался он. — Так вы будете встречаться с Боннером или нет?
Видя, что он сомневается в искренности ее добрых намерений, Хона все же ответила тихо:
— Скорее, нет.
— Если вы твердо решили отказаться от очной ставки, то разрешите мне хотя бы обезопасить вас от каких-либо непредвиденных выпадов со стороны Боннера.
— Не понимаю, — нахмурилась Хона. — Что вы можете предпринять?
— Не важно. Это мое дело, — ответил Арно. Он встал, давая понять, что разговор окончен. — И все-таки, я могу надеяться увидеть вас в «Ла— Вуале» в воскресенье?
— Полагаю, что да.
— Отлично. Я все устрою наилучшим образом, — пообещал он на прощанье.
Оставшись одна, Хона размышляла над тем, могло ли ее новое столкновение с Лордом закончиться чем-нибудь другим. Бесспорно, он обладал колоссальной силой воли. Она черпала доводы исходя из угрызений совести, он — из убеждения, что цель оправдывает средства. Поэтому и победил.
Случилось так, что Дорис не смогла принять участие в воскресной вечеринке в «Ла-Вуале». Накануне у нее разыгрался ларингит. Прибывший по вызову Адам, запретил ей вставать с постели и разговаривать до тех пор, пока не спадет температура.
— Хорошо хоть Адам сможет доставить тебя в «Ла-Вуаль», — произнесла Дорис последние слова с разрешения Адама. В последующие дни Дорис пришлось общаться с окружающими посредством карандаша и блокнота.
— С ней ничего не случится? Ведь она останется одна на весь вечер, — с тревогой спросила Хона доктора в воскресенье.
— Не беспокойтесь. Температура поднялась лишь на два градуса выше нормы, — успокоил Хону Адам. — Перед тем, как мы уедем, я оставлю ей болеутоляющее. Она уснет, и я даю десять против одного, что Дорис не проснется, пока я не привезу вас обратно.
С самого начала пребывания на острове Хоне с трудом удавалось преодолевать соблазн делать покупки во французских салонах женской одежды и на базарах, торгующих экзотическими восточными тканями. Лишь однажды она поддалась искушению и купила закрытое платье алого цвета. Оно было сшито в китайском стиле, с довольно смелым разрезом на юбке.
Хона решила обновить покупку на воскресной вечеринке. Чтобы изменить свой повседневный имидж, она надела несколько серебряных браслетов, приобретенных на базаре, уложила волосы в высокую прическу. Яркий цвет платья требовал соответствующей косметики. Карандаш для бровей, тени для век, тушь для ресниц преобразили облик Хоны Трой.
Она всматривалась в свое отражение в зеркале и вспоминала резкие слова Арно, когда тот убеждал ее, что она обладает соблазнительными формами, хорошо сложена, привлекательна. Он говорил это бесстрастно, преследуя свои интересы, не испытывая к ней никаких чувств. Сегодня вечером снова он хочет использовать ее для определенной цели — развенчать некоего Боннера, который, возможно, способен разрушить их соглашение с Арно. Почему она позволяет Арно манипулировать собой? Если бы она могла совладать с тем, что творится в душе…
