— Они стали публиковать внешние статьи только с 1992 года. Помнишь, осенью?
Молчание. Мне показалось, что Пол забеспокоился. Но встревожило его не то, что ошибиться мог он, а то, что ошибку допустил я.
— Может быть, он написал ее в 1991-м, а опубликовали ее в 1992-м. Ты это имеешь в виду?
Я кивнул.
— Тогда получается 1991-й. Ты прав. — Он положил на столик книжку, которую держал в руках. — И потом вот это.
Первое издание «Документа Белладонны».
Пол смотрел на нее с неподдельным почтением.
— Его лучшая на сегодняшний день работа. Ты ведь был с ним, когда он нашел письмо? Письмо о Колонне?
— Да.
— Как бы мне хотелось там быть. Наверное, что-то потрясающее.
Я выглянул в окно. Красные и желтые листья. Начинался дождь.
— Да.
Пол покачал головой:
— Какой ты счастливчик.
Он бережно открыл книгу, перелистал страницы.
— Мой отец умер два года назад, — сказал я. — Мы попали в автомобильную аварию.
— Что?
— Он умер вскоре после того, как написал это.
Окно у него за спиной начало туманиться. Какой-то мужчина прошел мимо, прикрывая голову газетой.
— В вас кто-то врезался?
— Нет. Отец не справился с управлением.
Пол потер пальцем рисунок на обложке. Дельфин с якорем, эмблема венецианского издательства «Альдин пресс».
— Я не знал…
— Все в порядке.
Последовавшая затем пауза оказалась самой длинной в том нашем разговоре.
— А мой отец умер, когда мне было четыре года, — сказал он наконец. — От сердечного приступа.
— Сочувствую.
— Спасибо.
— Чем занимается твоя мать? — спросил я.
Пол нашел какую-то помятость на обложке и стал ее разглаживать.
— Она умерла год спустя.
Мне хотелось сказать ему что-то, но все знакомые, подходящие для таких случаев слова казались неуместными.
Пол попытался улыбнуться.
— Я как Оливер Твист. — Он сложил ладони чашечкой. — Пожалуйста, дайте еще.
Я неловко усмехнулся.
— Знаешь, мне только хотелось, чтобы ты знал… Твой отец…
— Понимаю.
— Я только…
За окном, словно вынесенные приливом крабы, плыли зонтики. Голоса в кафе звучали громче. Пол торопливо заговорил о чем-то, пытаясь исправить свою оплошность. Рассказал, что после смерти родителей воспитывался в приходском приюте для сирот и сбежавших из семей. Что после школы, где большую часть времени проводил в обществе книг, решил поступить в колледж. Что всегда искал друзей, с которыми было бы о чем поговорить. И в конце концов замолчал со смущенным выражением на лице, чувствуя, что безнадежно все загубил.
— В каком ты общежитии? — спросил я.
— В том же, что и ты. В Холдер-Холле.
Он вытащил потрепанный, с загнутыми краями студенческий билет.
— Давно меня ищешь?
— Только сегодня увидел твою фамилию в списке.
Я посмотрел в окно. Красный зонтик листка качнулся и поплыл дальше.
— Еще чашечку? — спросил я у Пола.
— Конечно. Спасибо.
Так вот все и началось.
Странное это занятие — строить воздушные замки. Наша дружба родилась из ничего, потому что ничто было сутью того, что нас объединяло. После того вечера мы часто разговаривали с Полом, и это казалось совершенно естественным. Через какое-то время у меня даже появилось то же, что и него, чувство в отношении моего отца: как будто он был нашим отцом.
— Знаешь, какое у него было любимое выражение? — спросил я однажды вечером после того, как рассказал Полу о несчастном случае.
— Какое?
— Сильные отбирают у слабых, а умные — у сильных.
Пол улыбнулся.
— Так говорил один старый баскетбольный тренер в Принстоне. В школе я попытался заниматься баскетболом. Отец каждый раз забирал меня домой с тренировки, и когда я начинал жаловаться, что у меня ничего не получается, потому что другие ребята выше, он всегда отвечал: «Не важно, что они такие большие, Том. Помни: сильные отбирают у слабых, а умные — у сильных». Каждый раз одно и то же. — Я покачал головой. — Боже, меня от этого тошнило.
— Думаешь, так оно и есть?
— Что умные отбирают у сильных?
— Да.
Я рассмеялся:
— Ты когда-нибудь видел, чтобы я играл в баскетбол?
— А я думаю, что он был прав. Я в это верю.
— Шутишь…
В школьные годы Пола запирали в шкафчиках в раздевалке, над ним потешались, его били.
— Нет, совсем нет. — Он поднял руки. — Мы же здесь, верно?
Слово «мы» Пол произнес с небольшим ударением.
Я молча посмотрел на лежавшие на его столе три книги. Струнк и Уайт[16], Библия, «Документ Белладонны». Принстон был для него подарком. Все остальное можно было забыть.
ГЛАВА 5
Мы втроем, Пол, Джил и я, все дальше уходим от Холдер-Холла. Слева от нас, к востоку, за снежной пеленой видны высокие и узкие окна Файрстоунской библиотеки, яркие прямоугольники света. В темноте здание похоже на старинную жаровню, каменные стены надежно защищают внешний мир от горнила знаний. Однажды мне приснилось, что я попал в Файрстоун ночью и обнаружил тысячи книжных червей в крохотных очках и ночных колпаках. Питаясь волшебным образом прочитанными историями, они переползали со страницы на страницу, от слова к слову. По мере того как напряжение нарастало, поцелуи влюбленных становились все горячее, а злодеи получали по заслугам, хвосты червей начинали светиться все ярче и ярче, пока вся библиотека не становилась похожей на заполненную горящими свечами и покачивающуюся из стороны в сторону церковь.
Пол внезапно останавливается.
— Меня там ждет Билл.
— Хочешь, чтобы мы пошли с тобой? — спрашивает Джил.
Пол качает головой:
— Нет, не надо.
Но я слышу легкую запинку.
— Я пойду с тобой.
— Буду ждать вас в комнате, — говорит Джил. — Успеете вернуться к девяти, к лекции?
