Охваченный ледяным чувством неизбежности, Хоук смотрел на собственную руку, скользнувшую к пышной груди жены и начавшую поглаживать ее сосок… А потом, заметив, как женщина беспокойно шевельнулась, он накрыл ладонями обе ее груди, чувствуя, как напрягшиеся темные точки щекочут его ладони.
Она что-то невнятно пробормотала и выгнулась от его прикосновения. У Хоука перехватило дыхание от этого недвусмысленного приглашения, и все его сомнения тут же развеялись.
Его широкие ладони, касавшиеся ее тела, горели огнем, его собственное прерывистое дыхание оглушало его. «Возьми себя в руки, дурак! — прозвучал отстраненный голос. — Ты заходишь слишком далеко, ты можешь потерять все ради минуты самозабвения!..»
Глаза герцога сузились, губы изогнулись в улыбке. На этот раз ей придется плясать под его музыку! Одурманенная лауданумом, она не сможет ничего скрыть.
Его сильные пальцы пробежались по ее безупречной белой коже, наслаждаясь изгибом бедер… Медленно, словно перед ним лежала вечность и некуда было спешить, Хоук коснулся огненного треугольника. Когда же он проник глубже, он ощутил под пальцами жидкий огонь, и понял, что его догадка подтвердилась. Она хотела его. И он начал победоносно дразнить ее плоть, побуждая ее тянуться к нему, добиваясь соития, и улыбнулся, когда она содрогнулась под его рукой. С дерзким смехом он зарылся лицом в изгиб ее шеи, а потом потянулся губами к гордым вершинам ее грудей, ведя жену к той точке страсти, до которой она никогда не позволяла ему доходить.
Ее приглушенный вскрик заполнил каюту.
— Нет! — прерывисто выдохнула она, изгибаясь под его искусными прикосновениями. Но каждое ее движение лишь сближало их тела.
Шлюп неожиданно накренился на сильной волне, и Хоуку показалось, что мир вокруг него сжался, съежился и не осталось ничего, кроме маленькой каюты и сладко-яростного, самозабвенного отклика женщины…
— Прошу… Нет, нет! — простонала она, и на этот раз Хоук услышал страх в ее голосе.
— Да, да! Черт побери! На этот раз тебе не остановить меня, Изабель! — Его дразнящие, ласкающие пальцы проникли чуть глубже в нее, и мгновением позже он услышал короткий стон, сорвавшийся с ее полураскрытых губ. И он возликовал из-за этого стона, охваченный самодовольной мужской радостью… Ее руки впились в его плечи, но он лишь придвинулся еще ближе к ней. Потом он почувствовал, как женщина содрогнулась, когда ее тело охватила судорога страсти. И вдруг ее глаза широко распахнулись, и Хоук увидел, как они затуманились страхом и удивлением.
— Нет! — выкрикнула она, изо всех сил стараясь отодвинуться от него. — Нет… — Крик вырвался из самой глубины ее души и заполнил маленькую каюту.
«Ну вот, дело сделано», — сказал себе Хоук.
На его лбу выступили капли пота, темные волосы повлажнели, когда он наблюдал, как его жена бьется в экстазе. Он пробудил в ней ту страсть, в которой она всегда с такой издевкой отказывала ему. И ее власть над ним теперь кончилась.
Но когда он смотрел на ее яркую красоту, на волосы цвета солнечного заката, пылающие на бледной коже, когда вслушивался в ее прерывистое дыхание, срывающееся с губ, чуть припухших от его поцелуев, — то вдруг понял, что это он одурманен, а не она.
Он просто не узнавал женщину, лежавшую под ним, женщину, так страстно откликавшуюся на прикосновения его рук. Но, охваченный глупой мужской гордостью, Хоук сказал себе, что это он изменил ее, заставив следовать за ним.
И в этот момент, безрассудно радуясь победе, он понял, что его страсть не угасла. Несмотря на то что он дошел уже до истощения, его продолжала грызть прежняя одержимость.
Но теперь он не стал сопротивляться голодному жару. Он мгновенно развязал и снял галстук, выдернул из-под брюк рубашку, обнажив широкую грудь, густо поросшую волосами цвета красного дерева. Потом Хоук наклонился, и его ботинки полетели вслед за рубашкой. Не успели они со стуком упасть на пол, как пальцы Хоука уже вцепились в пуговки брюк.
Полностью обнаженный, он бросился на кровать и лег рядом с женой, всем телом чувствуя ее нежную кожу. Он прижался лицом к ее шее, а потом со стоном приподнялся и лег на женщину. Тепло ее дыхания коснулось его груди и шеи. Голова его закружилась, но он сдерживал страсть, нежно целуя жену, подготавливая ее к слиянию…
Теперь она лежала под ним совершенно безвольно, все еще горя от пробужденной им страсти. И Хоук почувствовал, как погружается в мечту, витавшую вокруг него, — в ту мечту, что мучила его много лет. Но на этот раз все было на самом деле, и он не воображал ее тело — он чувствовал его, видел капельки испарины, выступившей на ее дивной коже, ощущал, как его жена поддается ему…
— Изабель, — хрипло скомандовал он, — открой глаза и посмотри на меня, слышишь? Ты должна видеть, как мы соединимся!
Сквозь туман страсти Хоук вглядывался в ее лицо. Кожа женщины казалась алебастровой, такой прозрачной, что на горле отчетливо виднелась тонкая венка. На мгновение прекрасные каштановые ресницы тревожно затрепетали, но женщина так и не проснулась.
Герцог приподнялся над ней, его мысли бешено метались, пока он пытался совладать с терзающим его желанием — его плоть яростно требовала освобождения, разрядки, она рвалась в сладкую глубину…
Крепко выругавшись, Хоук отскочил в сторону. Еще немного, и он бы окончательно потерял себя, понял он. Он зашел слишком далеко. Но он должен раз и навсегда доказать жене свою власть.
Видит Бог, он хотел, чтобы она проснулась и осознавала все, когда он доведет ее до пика страсти, когда он проникнет в ее глубину и будет пронзать ее снова и снова, пока она не закричит, требуя, чтобы он дал ей то, в чем она нуждается…
Едва владея собой, он с трудом выпрямился и посмотрел на беглянку-жену, и его лицо застыло в напряженной маске. «И все-таки она немыслимо прекрасна», — с горечью подумал Хоук, любуясь алебастровой кожей, порозовевшей от его горячих прикосновений. Ее огненные волосы рассыпались пылающим нимбом… Он вдруг понял, что его рука сама собой тянется к ее локонам, и резко отдернул пальцы, словно обжегшись. Уж он-то лучше кого бы то ни было знал, что перед ним лежит отнюдь не ангел.
Хоук неуверенно поднял с пола брюки, решительно затаптывая тлеющие угли желания. Он заставил себя отвести взгляд в сторону, потому что ее красота слишком терзала его. И, разгневанный на самого себя, быстро подошел к иллюминатору и выглянул наружу… но он не увидел ни меловых утесов на востоке, ни моря, сверкающего в лучах утреннего солнца.
А потом Хоук долго шагал взад и вперед по тесной каюте, и его гнев все нарастал в ожидании последней схватки с женой. Он шагал и шагал, и его лицо потемнело от злобы, как воды Ла-Манша перед бурей. Но он знал, что ему не освободиться — ни от страсти, ни от ярости.
Женщина, лежавшая на кровати, все не просыпалась.
Глава 7
Для Александры, унесенной волнами мечтаний, суета закончилась. Усталыми руками она вела свое суденышко, подставляя маленький парус ветру. И среди бешенства бури она ощущала лишь невыносимое одиночество и пустоту.
