Хотела сесть и сестра, но это оказалось не так-то просто: слишком пышное у нее было платье. Мама вскочила, чтобы помочь ей, миссис Смит, мать Майкла, тоже подключилась. И минут через пять порядок был восстановлен: платье удалось втиснуть между подлокотниками. Сестра недовольно хмурилась; она наклонилась к Майклу и шепнула ему, насколько я поняла, что на следующий вилочный концерт ни за что не встанет. Что ответил Майкл, я не разобрала, наверно, согласился. А толстый мистер Смит запричитал: при том, видите ли, в какую сумму ему влетело снять банкетный зал, это просто возмутительно, что не нашлось стула пошире для воланов свадебного платья. Может быть, он и шутил, но, по-моему, кроме него никто не засмеялся, да и он только пару раз гоготнул.
Я закурила, Карл тоже. Я сидела справа от него, а слева — Кэти, невестка Майкла. «Вы не могли бы дымить в другую сторону?» — попросила она. Карл обернулся к ней — учтиво, но с вопросительным видом. «Я на седьмом месяце», — сухо сообщила Кэти. Карл посмотрел на меня, сведя брови и наморщив лоб, — эта гримаска у него выражала сомнение. Он явно не подозревал, что Кэти беременна. Я бы и сама не заметила, если бы сестра не сказала мне об этом сегодня утром в парикмахерской. Дело в том, что хоть с ребенком в животе, хоть без, в тягости ли, нет ли, а Кэти толстая всегда. Так что она вряд ли могла обвинить моего бойфренда в непочтении к беременным женщинам и сама это знала, поскольку на первый взгляд ничто не выдавало ее положения, кроме, разве что, одной мелочи: на вопрос официанта «Белого или красного?» она попросила принести томатный сок.
— Лапуля, не напрягайся, — сказал ее муж Ги, брат Майкла, и, посмотрев на нас с Карлом, заметил, что «в наши юные годы» вообще не следует курить, на что Кэти согласно кивнула. Судя по всему, мы для них, семейных, действительно были неразумными детьми. Карл полез в бутылку: не такие уж мы юные, восемнадцать лет. Я наклонилась загасить сигарету, чтобы прекратить этот глупый спор, и вдруг поймала взгляд мистера Смита, ныряющий в вырез моего платья. У меня мурашки побежали по спине — точно такое ощущение бывает, когда я случайно глотну холодной воды после горячего супа и прямо-таки чувствую, как трещит зубная эмаль. Карл тоже загасил свою сигарету. Родители Майкла рассказали, как два года назад бросили курить, пройдя какой-то хитрый курс лечения. «Я выложил две тысячи долларов, но дело того стоило», — добавил мистер Смит, а я подумала: как же он любит по поводу и без повода перед всеми козырять своими деньгами. Мистер Смит — бизнесмен. Папа и мама, кстати, так и не нашли общего языка со свекром моей сестры — очень уж они разные люди, по-моему. Вот, например, в прошлом году, когда Майкл сделал моей сестре предложение, первое же, в чем они не сошлись, — это место, где будет справляться свадьба. Моим родителям хотелось отметить событие в узком кругу, на природе, где-нибудь в Восточных Кантонах, в загородном ресторане с изысканной кухней. Но мистер Смит мыслил это себе иначе. «Ну уж нет, — сказал он папе, — мы отпразднуем их свадьбу в лучшем отеле города, надо соответствовать». Видимо, папа с мамой не настаивали, потому что неделю спустя был заказан банкетный зал одного из центральных отелей.
Майкл обходил стол, наполняя бокалы: «Официанты же не могут разорваться. Вина, невестушка?» Я кивнула и сказала спасибо. Майкл мне вообще-то нравится. Хороший парень, свой в доску. Только одно меня немного задевает: я знаю, что он по крайней мере один раз сходил на сторону, то есть даже еще до свадьбы. Это было месяца три назад, сестра тогда работала на съемках где-то в окрестностях Квебека. Она позвонила мне оттуда и попросила зайти покормить кошек, потому что Майкл тоже уехал на какой-то конгресс — это она так думала. Вечером я отправилась к ним на квартиру и, войдя, услышала какие-то странные звуки, доносившиеся из спальни. Я подошла ближе, дверь была приоткрыта — вот так и попался Майкл на адюльтере, досвадебном, если можно так выразиться. Он трахал какую-то рыжеволосую дылду. Странно: она была очень похожа на мою подружку Люси, с которой я его мельком познакомила за неделю до этого, когда они с сестрой приходили к нам ужинать. Я, понятное дело, не стала задерживаться и разглядывать, она ли это, и убежала из квартиры, так и не покормив кошек.
Последним Майкл наполнил бокал моей сестры и сел на свое место рядом с ней. Сестра пригубила вино и пожаловалась: «Есть хочется». Как эхо, я услышала у себя под боком раздраженный голос Кэти: она тоже хочет есть, она беременна, у нее в животе ребеночек, и он привык кушать вовремя…
Карл шепнул мне на ухо, что выйдет в холл покурить. Я ответила: ладно, только недолго, ужин сейчас подадут. На самом деле я понятия не имела, когда подадут ужин, но какая разница. Я посмотрела ему вслед: светлые волосы, аккуратно подстриженные на затылке, безупречно сидящий смокинг, распахнутый жилет, небрежная походка, взгляд вскользь с чуть надменной улыбочкой — от всего этого, пока он шел через зал, у меня зашлось сердце. «Я ужасно его люблю», — подумала я, и от этой мысли мне стало так, как бывает, когда погружаешься в очень горячую ванну.
Я посмотрела на сестру. Она по-прежнему сидела, устремив глаза в бокал с вином, и выглядела усталой. Отчего она такая? Я вспомнила ее звонок в тот вечер: «Марианна, я нашла своего прекрасного принца!» У нее был такой радостный голос. «Он врач», — добавила она. Майкл был другом приятеля ее подружки, и они познакомились на чьем-то дне рождения. Через полгода сестра переехала к нему. А еще через полгода сообщила нам — маме, папе и мне, — что выходит замуж. Сначала мы все решили, что она шутит. Ведь моей безбашенной сестрице нет равных в умении откалывать номера. Не так давно, в девятнадцать лет, она весь учебный год подрабатывала по выходным, чтобы скопить денег и съездить на два месяца в Европу. И улетела-таки летом в Париж со своей подружкой Ким, а через две недели вернулась. В Европе моя сестрица успела увидеть разве что Эйфелеву башню: нам она объяснила, что ей приглянулась пара изумительных сапожек из кожи аллигатора в витрине одного бутика высокой моды. Просто не смогла устоять: она сняла все деньги со своих дорожных чеков и купила сапожки. А после этого поменяла обратный билет. «А как же Ким?» — только и спросили мы ошарашенно. «Ким? О… Она обиделась, конечно… Теперь ей придется прокатиться по Европе одной, — равнодушно ответила сестра, красуясь перед нами в новеньких сапожках. — Хороши, правда?» Папа и мама с недовольным видом покачали головами. А я сказала сестре, что видела точно такие же сапожки в модных журналах. Она заулыбалась и обещала дать мне их поносить. Я обняла ее: «Ты самая лучшая сестра на свете!» Я вообще-то была рада, что она так скоро вернулась; сестра тогда еще жила с нами, и представляю, каким скучным было бы целое лето без нее. Это для примера, а вот в любви моя сестра — само непостоянство. За год до встречи с Майклом она сделала первые шаги в кино в качестве script-girl[4]и успела поработать в нескольких фильмах. Так на каждой съемочной площадке она закручивала новый роман. То с осветителем, то с режиссером, то со стажером. В общем, отрывалась вовсю. И вот теперь она выходит замуж, а ей всего двадцать три. Просто не верится.
— А где Карл? — спросила мама, сидевшая справа от меня. Сейчас придет, сказала я, в туалет вышел. Я соврала маме, потому что она недолюбливает Карла, я это знаю, а отлучиться из-за стола в туалет не так невежливо, как выйти покурить. Мама не раз говорила мне, что я изменилась с тех пор, как стала встречаться с Карлом. Например, стоит ей случайно увидеть, как я плачу, она сразу начинает причитать, что отношения с ним мне не на пользу. Может быть, она читала мой дневник, хотя даже в заветной красной тетрадочке я всего не пишу. Я просто сама не всегда понимаю, что со мной происходит. Ну и ладно.
