– Нет, спасибо, миссис Уорнер, сегодня нет. У вас все в порядке?
– Да. А почему вы спрашиваете?
– Вы уже обжились?
– Ну, более-менее.
– Я не случайно к вам заехал, миссис Уорнер. Сегодня утром мне звонил господин Маркхам. Он безуспешно пытался дозвониться до вас и вашего мужа.
– Мы выходили из дома, осматривали окрестности усадьбы.
– Ах, вон оно что, ну, тогда я спокоен. Вы видели руины? Если позволите, я дам вам совет: старайтесь близко к ним не подходить.
– Джеймс нас тоже предупреждал о них, – кивнула Целестина. – Но почему? Может, вы прольете свет на тайну этих развалин?
Толстяк пожал плечами:
– Боюсь, ничего конкретного я вам не скажу. Говорят, не знаю почему, в них обитает зло.
– Эти руины тоже относятся к владениям Маркхамов?
– Да, но никто из них там не жил. В этом доме когда-то давно жил какой-то старик-колдун. Никто не знает, куда он делся, но его магия до сих пор себя проявляет. Люди, которые бывали в этих руинах, возвращались другими. Что-то происходило с их психикой. Короче говоря, не стоит туда ходить. Ладно, не буду вам больше мешать. Вижу, у вас тут все отлично, так что могу откланяться. Вот только надо позвонить мистеру Маркхаму.
– Я сама ему позвоню, – ответила Целестина.
– Да, пожалуй, так будет даже лучше, – сказала мистер Равенал и попрощался.
Целестина быстро набрала номер Джеймса.
– Я слышала, ты о нас беспокоишься, – сказала она. Ей была приятна сама возможность снова пообщаться с Джеймсом.
– Ну, когда не можешь до вас двадцать минут дозвониться, то в голову приходят всякие глупые мысли, – подтвердил он.
Целестина объяснила, почему он не мог до них дозвониться, но не стала рассказывать про необдуманный поступок Генри. Однако она спрашивала саму себя, какие последствия это могло оказать на ее мужа. Его разум вроде был в порядке, но поведение заметно изменилось. Возможно, каждый человек реагирует на подобные вещи по-разному.
– Целестина! – позвал ее Джеймс.
– Да, – растерянно ответила она.
– Ты что, меня не слушаешь?
– Прости, Джеймс, я задумалась.
– У вас действительно все в порядке, или ты мне это говоришь, чтобы меня успокоить?
– Не волнуйся за нас, Джеймс. Мы отлично уживаемся.
– Ну, тогда мне спокойно. Как у Генри продвигается работа?
– Он говорит, что хорошо.
– Передай ему привет от меня.
– Обязательно.
– И когда я в следующий раз соберусь позвонить, постарайтесь быть дома.
– Мы примем это к сведению, – со смехом ответила Целестина и повесила трубку.
Когда она обернулась, то увидела стоящего у камина Генри. У него снова был в руках бокал с виски.
– Это был Джеймс. Он не смог до нас дозвониться и стал волноваться, все ли у нас в порядке.
– Какая трогательная забота! – с нескрываемым сарказмом произнес писатель.
Целестину огорчил его тон:
– Тебе от него привет.
– Очень мило.
– Ты что-то имеешь против него? – изумленно спросила Целестина. – Он же наш друг.
– Прежде всего, он твой друг, – съязвил Генри. – Я его знаю только благодаря тебе.
– Это не играет никакой роли. Он дружит с нами обоими.
– Так устроена природа, что с тобой он все-таки дружит больше, чем со мной.
– Ты что, хочешь поругаться? – разозлилась Целестина.
– Совсем нет. Разве я не могу сказать правду? Ты ведь чуть не стала его женой.
– Ты совсем недавно заявил, что не ревнуешь меня к прошлому.
– Так и есть, – заметил писатель. – Я лишь сказал, что думаю. Определенно, Джеймсу ты небезразлична, моя дорогая.
– Мы лишь друзья и не более того.
– О чем Джеймс наверняка сожалеет.
– В чем ты хочешь его обвинить? – резко спросила Целестина.
– Возможно, и тебе немного жаль, что ты стала именно моей женой, а не его, – не унимался Генри.
– Ну, это уже слишком!.. Генри, у меня нет слов… Ты что, напился? Что с тобой происходит?
– Ты когда-то любила Джеймса Маркхама!
– Я этого и не скрывала. Но это все в прошлом.
– У меня складывается другое впечатление, Целестина. Когда заходит речь о Джеймсе, в твоих глазах появляется какой-то особенный блеск. Когда ты знаешь, что к нам в гости должен прийти Джеймс, ты стараешься выглядеть особенно обворожительной. Думаешь, я слепой и этого не замечаю? Я до этого просто ничего не говорил. Но это не значит, что ты можешь держать меня за дурака.
Возмущению Целестины не было предела. В браке она вела себя безупречно. Допустим, она до сих пор любила Джеймса, но это уже была платоническая любовь. К Джеймсу она относилась как к брату. Всю любовь, на которую она была способна, она подарила своему мужу. С того дня, когда она отдала себя в руки этого мужчины, другие для нее перестали существовать. Поэтому сейчас она чувствовала себя оскорбленной и подавленной. Как посмел Генри говорить так о ней и Джеймсе?
– Я не намерена больше выслушивать твои грязные оскорбления! – крикнула она и со слезами на глазах бросилась к лестнице.
* * *
Возникла трещина, которую уже нельзя склеить. По крайней мере, такое впечатление сложилось у Целестины. Генри даже не предпринял попытки помириться. В последующие пару дней он практически не работал: приходил и уходил, когда ему вздумается, обращал все меньше внимания на жену. Целестина всерьез задумалась об отъезде.
Ей было невыносимо, что Генри практически перестал даже смотреть на нее. Она очень от этого страдала. Станет ли первая же трещина в их браке последней?
Она собиралась позвонить Джеймсу и посоветоваться с ним. Возможно, он мог что-нибудь подсказать. Она не хотела больше замалчивать тот факт, что Генри, несмотря на предупреждения, ходил по старинным руинам. И что эта прогулка странным образом на него повлияла.
Она уже взяла в руку трубку телефона, но в последний момент передумала. У Генри не должно быть поводов упрекать ее в дружбе с Джеймсом.
В принципе, о возвращении в Лондон она тоже только подумывала, но никаких шагов предпринимать не хотела. Она не могла просто так сбежать, не имела права. Она по-прежнему оставалась женой Генри.
Целестина решила сама сделать первый шаг к примирению. В конце концов, она не хотела терять мужа.
Или она его уже потеряла? Мужчина, который оскорбил ее, не был тем Генри Уорнером, которому она поклялась в любви и верности до гроба. Этот злой человек, старавшийся теперь при каждом случае обидеть ее, не являлся ее мужем. «Я хочу получить своего Генри Уорнера обратно!» – упрямо думала Целестина. Она убедила себя, что ей это удастся.
