– Не вернется, по крайней мере, сюда, на квартиру. Он свое слово держит.
– Тебе надо отдохнуть с дороги. – Она схватила меня за руки. – Знаешь, что-то опять возникло. Я имею в виду, между нами.
Я знал – она со мной играет, только не понимал, с какой целью. Все равно, моя старая скрипка давно покоится в футляре в ожидании новой музыки – немного Моцарта, немного Баха, между ними Вагнер. У меня возникла идея, что можно сделать для Мэри. Прежде чем оставаться на ночь, посмотрим, какая Мэри пересилит.
– Я выйду ненадолго.
– Можно мне с тобой пойти? Вдруг он…
– Он не придет, я вернусь через час. Сиди тихо.
Я запомнил торговый ряд за углом, надеясь найти там, что нужно. Там нашлось то, что мне было нужно… что было нужно Мэри.
Поехал обратно с другой коробкой, поменьше, чем у нее. Поставил машину, пошел по тротуару. Вышедший из дома Грозный тряхнул головой и буркнул:
– Раздолбай.
Ты никогда далеко не отправишься, Деннис, подумал я. Еще лет двадцать будешь разгуливать здесь, потряхивая ключами, вскрывая ящики комодов с нижним бельем, только к женщине в душу не влезешь. Могу поспорить – он знает, какой размер носит Мэри, и, видимо, его фантазия ограничивается меловыми очертаниями моего тела.
– Не волнуйся, Деннис, долго я не пробуду.
– Скатертью дорожка.
Я мысленно представил стоящие вдоль тротуара музыкальные центры. Наконец-то струнный концерт Джонатана Томаса не будут заглушать непристойные спиричуэлы.
Мэри открыла подъезд на звонок домофона, я пошел к ее двери, на этот раз не запертой.
– Подарок?
– Тебе. Чтобы поправить дело.
Я опустил на пол коробку, открыл дверцу клетки. Самец черепахи высунул голову, видно, гадая, что с ним сейчас сделают проклятые люди.
– Что это?
– Он тебе поможет забыть. Так сделал бы Иисус, имя Которого начинается с «И». Хотя я не такой уж и верующий.
Она села на пол.
– Выходи, черепах!
Клянусь, женские прически по-разному вводят мужчин в заблуждение. Одни носят жесткие шляпы, как черепаший панцирь, а подкладка мягкая. У других волосы длинные, гладкие, а на самом деле короткий жесткий ежик. Третьи меняются в зависимости от разнообразных париков, никогда не догадаешься, что под ними скрывается лысина. Мэри принадлежала к черепашьему типу, прячась под широким чепцом, прической секретарши, стараясь избавиться от болезненной чуткости и в конце концов засыпая с плюшевым мишкой под боком. Теперь игрушки исчезли, она смотрела на меня так, словно видела вместо глаз пуговицы и мягкое плюшевое брюшко. Я сказал себе: «Поосторожней, Джон Томас». Собственно, я с собой не разговаривал, просто все прочие части тела не хотели того, чего хотела одна.
Она вернулась к кровати. Самец черепахи двигался по ковру, видно, желая выяснить, когда кончится пушистая площадка. Он не испытывал никакой полосатой тюремной тоски и усталости, и если бы был выше ростом на несколько футов, бросал бы под солнцем радостные победные крики. Но вместо этого наблюдал, как я готовлюсь лечь в постель, явно считая это неудачной идеей.
– Иди, – сказала она, похлопав по матрасу.
– Не наступи на него. Лучше я посажу его в клетку.
– Пусть побродит немножко. Уж тебе-то известно, чего ему хочется.
Я вспомнил Рози и мысленно сказал себе и ей:
– Извини, Рози, но ты так со мной обращалась, что я просто никак не могу отказать той, кто тихо говорит и не держит в руках палки. Твердо надеюсь – она не ударит меня, не привяжет к кровати, а получив удовольствие, не оставит привязанным.
Потом я, как всегда, почти превратился в Мэри. Секс для меня – река, несущая в другого человека, пока я не стану бесполым. Поэтому знаю, что надо делать: то, что я сделал бы, будучи ею. Свое наслаждение придет само собой. Секс без Рози был невесомой ходьбой по луне. Вскоре я не смог удержаться от мысли, что, может быть, сам прислал себе то письмо для того только, чтоб очутиться здесь, на лунной поверхности.
У Мэри появилась привычка кусаться. Она стонала, повторяла мое имя, на этот раз: «Джонни, Джонни, Джонни…» Будем надеяться, Деннис подслушивает под окном.
Я перевернулся. Она прижалась к моей спине. Мог бы поклясться, что вижу за спинкой кровати вытаращенные глаза Рози.
– В чем дело? – спросила она. – Наверно, теперь ты жалеешь?
– Не жалею, просто сбит с толку.
Я оглянулся на самца черепахи в панцире: слишком много впечатлений в один день. Мне было отлично понятно, как он себя чувствует. На улице только стемнело, надо найти способ выбраться из квартиры.
– Могу включить запись.
Мэри бросилась к музыкальному центру. Мы послушали имитацию морского прибоя. Она присела на край кровати, не потрудившись прикрыться. Я завернулся в покрывало, свесив с кровати вялую ногу. Фиговый листок под дождем, никакого скрипача на крыше, виолончелист исчез. Древесная лягушка спрыгнула с ветки. Было тихо, лишь неподалеку шумел настоящий прибой.
Самец черепахи высунулся из панциря и побрел к динамику. Останавливались машины, люди ехали домой с работы. Наш фальшивый прибой заглушал шорох пакетов с едой быстрого приготовления.
Мэри замкнулась в себе. Наверно, я ей напомнил о Мэри с девичьими длинными волосами, а секретаршей Мэри она уже быть перестала. Разрывалась между двумя ипостасями, стараясь выбрать правильный путь. Смотрела на ковылявшего самца черепахи, не глядя на меня. Я прикоснулся к ней сзади, она стряхнула мою руку.
– Что теперь, Джон?
– Когда?
– Теперь, когда ты здесь.
Я часто считаю, что люди умеют читать мои мысли. Все время думал – ей известно, что я заскочил всего на несколько часов, даже после всего случившегося. Думал, она знает, что я должен разгадать загадку, не допустив своей насильственной смерти. Был уверен, что, даже лежа со мной рядом, она заранее угадывает мои замыслы.
– Можно воспользоваться твоим компьютером? – спросил я. – Мой ноутбук в машине.
– Господи Иисусе. Давай. Пароль – «Я – МЭРИ».
Я включил машину и стал ждать. Она тихо всхлипывала, а меня охватило то самое холодное чувство, которое не позволяло утешить ее или даже соврать, что6 не ухудшить дело.
Солнечный свет освещал ее бедра. Какие шутки играет со мной биология. Мне ужасно хотелось зареветь во все горло и в то же время улыбнуться. Я был черной холодной летучей мышью в своей пещере. Хотел, но не мог испытывать чувство вины.
– Никогда не знаешь, что сказать, да?
Я покачал головой.
– Столько фильмов смотрел. Мог бы пару фраз заучить наизусть.
Я запустил обозреватель, набрал адрес своей электронной почты: «БРОДЯГА-6424». Там была целая куча бродяг вместе с сотней тысяч любителей резных уток, женщин с тремя сосками, бывших девушек с длинными волосами, кусающихся, как щенки, и спящих на искусственных пляжах. А я был номер 6424 и не имел ни единого слова в свое оправдание.
