Одна старушка не могла больше переносить вида другой старушки — ее старых ссутуленных плеч, ее морщин, — той самой женщины, которую она так страстно когда-то любила, чью гладкую кожу покрывала поцелуями и ласками, — кончики пальцев вверх по стройной ноге, вдоль бедра, затем по крутому изгибу наверх…
Разговаривая со второй старушкой, она прикрывала глаза рукой. Ей не хотелось ее больше никогда видеть.
Она разгородила стол деревянной планкой и намертво приколотила ее, так что они могли больше не смотреть друг на друга за едой. По ночам, в постели, поцелуи и ласки в темноте — это было еще терпимо, но вот видеть, это было просто ужасно.
Их жизнь сделалась невыносимой.
— Ну что же я могу тут поделать, — сказала вторая старушка.
— Да ну, конечно, ничего, — сказала первая. — Не бери в голову. Ясное дело, ничего ты поделать не можешь. Это все я виновата. Хотела бы я об этом не думать. Да вот мысли все время вокруг этого вертятся.
Однажды утром она вернулась домой с каким-то свертком.
— Я тут нашла кое-что, — заявила она.
В свертке были матерчатые очки на черной прорезиненной ленте.
— В самый раз, — сказала она. — Еще бы стекла черные.
И она достала из сумки баночку черной краски и кисть.
— А еще я вот что купила.
Она закрасила стекла черным и надела очки.
— Ничего не вижу! — вскрикнула она. — Ты где?
— Я здесь, — сказала вторая старушка.
Они кинулись друг другу в объятия.
— Ты сразу здорово помолодела, — сказала первая старушка.
Они обменялись поцелуем.
Первая старушка продолжала носить очки. Вторая водила ее из комнаты в комнату.
— Я их больше никогда не сниму, — сказала первая старушка.
— И не надо, — согласилась вторая.
В ту ночь ей казалось, что ей снова двадцать один, в точности как тогда, когда они впервые поцеловались.
Первая старушка была стара и необузданна в восторгах наслаждения.
Сердца их бешено колотились.
Потом вторая старушка долго лежала, уставясь в потолок, черные очки на груди, в то время как первая старушка покойно и размеренно дышала во сне.
«Как много народу умирает несчастными, — думала она. — Несчетно. Каждый второй. А подумать, так и вообще все. А мы вот нет!»
Она улыбнулась в темноте и кончиком пальца осторожно погладила стекла очков.
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ.
Время от времени одна лысая старуха без приглашения наведывалась к ним.
— Случись, что одна из вас умрет, можно мне тогда вместо нее? — как-то раз поинтересовалась она. — Я такая одинокая.
Старушки не знали, что ответить, предложили ей чаю.
И вот однажды одна из старушек умерла. В полдень того же дня заявилась лысая старуха.
— Что, умерла-таки? — посочувствовала она. — Какая жалость…
Она огляделась и сказала:
— А что, может, мы…
— Нет, — отрезала другая старушка.
— Но мы же вроде договорились…
— Ничего мы не договорились.
— Ну как же, как же. Ты просто забыла из-за всех этих треволнений. А ведь худшее еще впереди!
— Тебе нельзя тут оставаться, — сказала вторая старушка.
Лысая старуха кивнула и уселась.
— Я хочу побыть одна! — всхлипнула вторая старушка.
— Ну так я пойду посижу в другой комнате, — согласилась лысая старуха.
Минут через десять она вернулась.
— А теперь можно с тобой побыть? — спросила она.
— Нет.
Еще через десять минут из другой комнаты послышалось:
— А теперь?
Вечером она затащила вторую старушку в спальню.
— Надо бы малость отпраздновать, — сказала она, — я хочу сказать, от печали да радости один шаг, вот такусенький, с миллиметрик.
Она сама едва держалась на ногах и еле сумела повалить вторую старушку на постель.
— Согрей-ка постельку, — приказала она.
Вернувшись из ванной, она притянула к себе вторую старушку и поцеловала ее.
— Я стану тебя утешать, — пообещала она, — о, как я буду утешать тебя.
Она впилась в губы второй старушки и ощутила вкус крови.
— Это, пожалуй, чересчур, — отметила она. — Извини. — И чуть позже: — Ты любишь кусаться? Легонечко так, я имею в виду.
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ сидели на диване. Они были утомлены, все косточки у них ломило. Они едва могли разогнуть спины.
Была середина зимы.
Одна старушка сказала:
— В сущности, совершенно ничтожную жизнь мы прожили.
— Да, — согласилась вторая старушка, — тут уж не поспоришь.
Первая старушка глубоко задумалась, потом сказала:
— А что, может, больше нам и ждать нечего?
— Нечего.
— А после смерти?
— После смерти нету ничего. А кто что другое рассказывает, тот сильно ошибается. Уж я-то знаю! — ее голос пресекся.
Она зашмыгала в платочек.
Вскоре после того они умерли в сравнительно умиротворенном состоянии духа.
К их вящему изумлению, после смерти все-таки что-то было: существовал загробный мир, имелся также и Бог, который незамедлительно потребовал их всецелого внимания к себе. Он вечно зяб, был хрупок здоровьем, недоволен своим существованием, то и дело оступался и постоянно все терял. У других мертвых душ он не находил никакого утешения и хотел только этих двух старушек.
— Эй, вы там! — кричал он без конца.
И они, как могли, старались ему помочь.
Но все было без толку. Он хворал все больше, чувствовал себя все несчастнее, падал все чаще и ушибался все сильней и, несмотря на все их заботы, превратился в отвратительного урода. Они не отходили от него. Новопреставленных собратьев они почти совсем и не видели.
«Словно все внезапно обрели вечную жизнь», — думали они с горечью.
Они продолжали заботиться о нем, но небрежно и безрадостно, таскали его за собой повсюду, то и дело где-нибудь забывали.
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ жили в большом доме на опушке леса.
Одна старушка была очень плоха и сознавала, что ей осталось уже немного.
«Чего бы мне такого еще хотелось? — размышляла она. — В Венецию напоследок? На велосипеде прокатиться? Сходить по ягоды? Да нет, какое там», — подумала она.
