Могу представить, — кивнула Кэтрин.
Она подумала о том, каким хорошим отцом был Джек. Он наверняка сошел бы с ума от горя и ярости, окажись Мэтти в разбившемся самолете. Они с дочерью были очень близки. С отцом Мэтти редко позволяла себе закатывать истерики или грубо огрызаться, что порою случалось с ней, когда она оставалась дома наедине с матерью. С самого начала у девочки с отцом установились особые отношения.
Вскоре после переезда в Эли, когда Мэтти еще ходила в детский сад, Джек «нанял» ее в качестве своей помощницы для работы по дому: покраски, скобления и замены выбитых оконных стекол. Он постоянно общался с дочерью, учил ее кататься на лыжах, брал с собой в лыжные походы, сначала по северному Нью-Гэмпширу и Мэну, а затем, когда Мэтти выросла, по Колорадо. Они вместе смотрели игры «Рэд Соке» и «Селтикс», могли часами просиживать за компьютером. Когда бы Джек ни приезжал домой, первым делом он шел к дочери, а она стремилась поболтать со своим папочкой. У них были на удивление доверительные отношения.
Только однажды Джек отшлепал Мэтти. Даже сейчас Кэтрин отчетливо помнила его искаженное гневом лицо, когда он узнал, что его дочь столкнула с лестницы свою сверстницу. Сколько девочкам тогда было лет? Четыре? Пять? Джек схватил Мэтти за руку, сильно шлепнул по попе, приволок в детскую комнату и с силой захлопнул дверь так, что даже Кэтрин вздрогнула. Его действия были настолько стремительными, настолько эмоциональными, что ей подумалось: так его самого наказывали в детстве. Позже она завела с мужем речь о его вспышке гнева, но красный как рак Джек лишь уклончиво пробормотал что-то о «внезапной потере самоконтроля».
А вы хороший психолог, — глядя на Роберта Харта, сказала Кэтрин.
Он пошарил глазами по столешнице, ища, куда бы стряхнуть сигаретный пепел. Отставив в сторону чайную чашку, Кэтрин поставила перед ним небольшое фаянсовое блюдечко. Сделав последнюю затяжку, Роберт положил окурок и потянулся к скопившейся на столе грязной посуде.
Я не психолог, — проворчал он себе под нос.
Оставьте. Не надо, — запротестовала Кэтрин.
Роберт замер в нерешительности.
Спасибо, — сказала она. — Я и сама смогу вымыть посуду.
Усевшись на стул, мужчина опять потянулся к недоку- ренной сигарете.
Подойдя к раковине, Кэтрин открыла дверцы посудомоечной машины и включила воду.
Мне нравится воображать себя ангелом-хранителем семьи, — сказал Роберт, — защищающим ее от бед и горестей окружающего мира.
Как патетично! — улыбнулась Кэтрин.
Возможно, и патетично, — нехотя согласился он.
Знаете, вы мне чем-то напоминаете миротворца в зоне прекращения огня…
Расскажите лучше о вашей работе, — меняя тему разговора, попросил Роберт. — Что вы преподаете?
Музыку и историю. К тому же я руковожу оркестром.
Да ну! — оживился он.
Да. В старших классах сейчас семьдесят два ученика.
Вам нравится преподавать? — поинтересовался он.
Кэтрин задумалась.
Да, — наконец ответила она. — Очень. У меня в классе два способных ученика. В прошлом году одна из моих учениц поступила в Новоанглийскую консерваторию. Я люблю детей.
Быть женой пилота нелегко.
Женщина кивнула.
Она думала о долгих часах одиночества, о том, что муж почти никогда не бывал дома на праздники и им приходилось отмечать их с опозданием. Вернувшись, Джек мог попросить ее приготовить завтрак в семь часов вечера или обед в семь часов утра. Их семья вела образ жизни, отличный от того, что вели большинство обыкновенных семейств. Джек мог пропадать на работе по трое суток, а затем два дня оставаться дома. И так два-три месяца. А затем его график полетов изменялся, и у него было шесть рабочих и четыре выходных дня. Кэтрин и Мэтти приходилось приспосабливаться к новому ритму жизни. Они жили не по раз и навсегда установленному распорядку, а как бы отдельными временными отрезками, более длительными в периоды отсутствия Джека и обманчиво мимолетными тогда, когда он возвращался из очередного рейса. Без него дом казался молчаливым и даже немного унылым. Конечно, Кэтрин много времени уделяла воспитанию дочери играла и веселилась с ней, но настоящая, полноценная жизнь начиналась только тогда, когда в доме появлялся Джек.
Сидя в кухне напротив Роберта, Кэтрин погрузилась в невеселые раздумья: не станет ли теперь ее жизнь сплошным ожиданием прихода мужа, который так никогда и не переступит порога ее дома.
Ваш муж часто летал? — спросил Роберт Харт.
Отсюда? Рейсов по шесть в месяц.
Не так уж много.
Скажите, а у вас есть особый чемоданчик со всем необходимым, который вы берете, когда надо выехать к вдове очередного летчика? — неожиданно спросила Кэтрин.
Роберт растерялся, но затем ответил:
Да, есть… небольшой…
Вы будете ночевать сегодня в гостинице?
Да, но если вы хотите, я могу переночевать здесь, на диване.
Нет. Спасибо. Со мной все будет в порядке. Здесь со мной останутся Джулия и Мэтти. Лучше расскажите мне что-нибудь еще.
Что конкретно? — поинтересовался Роберт Харт.
Поставив последнюю тарелку в посудомоечную машину, Кэтрин захлопнула дверцу и вытерла руки полотенцем, висящим на ручке выдвижного ящика стола.
Что вы чувствуете, когда стучитесь в незнакомую дверь?
Роберт почесал затылок. Он не был высоким, но казался таким, даже когда сидел на стуле.
«Должно быть, он бегает трусцой по утрам», — подумала женщина.
Кэтрин, дело в том, что…
Скажите мне, — настаивала она.
Нет.
Это поможет мне.
Нет. Я не думаю…
Откуда вы знаете?! — резким голосом спросила Кэтрин. — Меня интересует, все ли мы, жены летчиков, реагируем на… известие одинаково?
В ее голосе звучал гнев, накопившийся за день. Пузырьки гнева, всплывая на поверхность, лопались. Она села за стол напротив Роберта Харта.
Нет, конечно, не все.
А если произошла ошибка? — спросила Кэтрин. — Что, если известие оказалось ложным? Вам сообщили непроверенную информацию о гибели летчика, вы уведомили его жену, а потом выяснилось, что это ошибка?
Такого не бывает.
Почему?
Я провожу много времени у ворот нужного дома с мобильником в руке и жду, пока не придет подтверждение. Что-что, а сказать женщине, что ее муж погиб, в то время как он жив-живехонек, мне совсем не улыбается. Верите?
Извините меня за бестактность, — смутилась Кэтрин.
Ничего.
Женщина улыбнулась.
