Джек улыбнулся с видом триумфатора.
Кэтрин шагнула ему навстречу.
Если тебе нравится дом, мы его купим.
Она замерла на месте.
Вы были здесь? Ты и бабушка? — удивленно спросила она.
Джек утвердительно кивнул.
Да.
Джулия знает? — недоверчиво поинтересовалась Кэтрин.
Мы хотели сделать тебе сюрприз. Дом, конечно, нуждается в ремонте, но это не важно.
Когда вы приезжали сюда?
Полмесяца назад. У меня была остановка в Портсмуте.
Кэтрин напрягла память. Перед ее мысленным взором предстал календарь на декабрь. Она не могла точно вспомнить, когда заканчивался один рейс мужа и начинался другой. У нее в голове все перемешалось.
Джулия знает? — повторила вопрос Кэтрин.
Наше предложение относительно сроков и формы платежей принято, — улыбаясь, сообщил Джек.
Наше предложение?
Кэтрин чувствовала себя полной идиоткой. Сюрприз следовал за сюрпризом, и у нее даже не было времени привести свои мысли в порядок.
Подожди здесь, — попросил Джек.
Нетвердой походкой Кэтрин пересекла комнату и опустилась на красный стул. Проникающий через окно яркий солнечный свет падал на покрывало. Ей ужасно захотелось распластаться в этом живительном сиянии, согреть озябшие руки и ноги.
«Как ему удалось держать все в секрете? — думала Кэтрин. — Дом — это ведь не маленькая коробочка, которую можно спрятать на дне комода. В деле наверняка замешаны другие люди… агенты по торговле недвижимостью… А Джулия? Как бабушка могла утаить от меня такую новость? Она, наверное, тоже хотела меня удивить. У Джека просто талант делать сюрпризы».
Кэтрин тряхнула головой. Сама она никогда бы не решилась купить дом, не посоветовавшись предварительно с мужем.
Скрипнула дверь. На пороге комнаты стоял Джек, держа в руках бутылку шампанского и два бокала. Это были бокалы из бабушкиного серванта в кухне.
Я рад, что ты здесь, — сказал он.
Хлопнула, вылетая, пробка.
«Джек умеет заставить окружающих плясать под свою дудку», — подумала Кэтрин.
Она хотела испытать радость от новости, и через некоторое время, когда первое изумление улеглось, Кэтрин показалось, что она довольна сюрпризом.
Когда ты позвонишь в Бостон? — спросила она.
Минут через пятьдесят.
«Боже правый! — размышляла женщина. — Он уже договорился о том, когда даст окончательный ответ».
Налив шампанское в бокалы, Джек протянул один ей. Они выпили. Ее рука дрожала. Кэтрин видела, что муж заметил ее волнение. Поставив свой бокал на пол, он подошел к жене, обнял ее за плечи и увлек за собой. Кэтрин послушно поднялась со стула.
Их глаза устремились к морю, бьющемуся о прибрежные скалы.
У нас будет свой собственный дом, — тихо нашептывал Джек ей на ухо. — Рядом — море. Ты ведь всегда этого хотела. Мэтти пойдет здесь в школу. Когда ты получишь диплом, сможешь устроиться на работу в местную школу. Джулия рада, что мы будем жить неподалеку от нее.
Кэтрин медленно кивнула.
Приподняв ее волосы на затылке, Джек пробежал кончиком языка вдоль позвонков. Женщина вздрогнула. Жар желания пронзил ее естество. Поставив бокал с недопитым шампанским на подоконник, она подалась вперед, плотно прижавшись телом к оконной раме…
В стекле она видела нечеткое отображение происходящего…
Есть хотите? — отправляя в рот последнюю ложку чили, спросил Роберт Харт.
Нет. Спасибо, — уставившись на пустую миску из-под чили, ответила Кэтрин. — Я не голодна.
Он отодвинул локтем миску в сторону.
Было поздно, хотя Кэтрин и не знала точно, который сейчас час. Мэтти и Джулия спали наверху. Перед Кэтрин, кроме чили, стояла тарелка салата и чашка остывшего чая и лежала буханка чесночного хлеба. Полчаса назад Кэтрин сделала неудачную попытку поесть: отломив кусочек хлеба, она макнула его в чили и отправила в рот, но так и не смогла заставить себя проглотить еду. По крайней мере, она переоделась в чистую одежду: джинсы, темно-синий свитер, носки и кожаные туфли. Волосы еще не успели высохнуть после душа. Кэтрин догадывалась, что сейчас она выглядит не самым лучшим образом: глаза были красными, как у крольчихи, а нос опух. Поддавшись горю, она проплакала, свернувшись на полу в ванной комнате, так долго, что теперь чувствовала себя полностью опустошенной. Еще никогда в своей жизни она столько не рыдала.
Извините, — сказал Роберт.
За что? — удивилась Кэтрин. — За еду?
За все, — пожимая плечами, ответил он.
Ваша работа — не из приятных, — без обиняков сказала Кэтрин. — Зачем вам все это?
Вопрос, казалось, застал Роберта Харта врасплох.
Вы не против, если я закурю? — спросил он. — Если хотите, я могу выйти во двор.
Покойный Джек ненавидел табачный дым. Он не мог спокойно находиться в одной комнате с курящим человеком, но Кэтрин было все равно.
За окном — пятнадцать градусов. Оставайтесь лучше здесь, — ответила она.
Роберт потянулся к карману своего пиджака, висящего на спинке кухонного стула, и извлек оттуда пачку сигарет.
Курил он, опершись локтями о стол. Его подбородок покоился на сложенных в замок кистях рук. Дым клубился вокруг его головы.
Хороший табак, — глядя на тлеющую сигарету, сказал Роберт.
Кэтрин молча кивнула головой.
Почему я работаю в профсоюзе? — нервно прочищая горло, произнес Роберт Харт. — Из-за денег. Так, по крайней мере, мне кажется.
Я не верю, что только из-за денег, — сказала вдова.
Серьезно?
Да. Серьезно.
Тогда, возможно, мне нравится чувствовать свою значимость, — задумчиво сказал он. — Я люблю жить полной жизнью, на грани максимального эмоционального напряжения.
Кэтрин молчала, прислушиваясь к звучащей где-то в доме музыке. Группа «Art Tatum». Должно быть, когда она принимала душ, Роберт поставил компакт-диск.
По крайней мере, вы честны с самим собой, — сказала Кэтрин.
Я люблю помогать людям пережить горе, оправиться от потери любимого человека.
Пережить? Оправиться от потери? Разве это легко?
Нет. Но женщины обычно довольно быстро приходят в себя, чего не скажешь о… — Роберт запнулся. — Извините…
Я уже устала от людей, которые извиняются передо мной. Говорите начистоту.
Дети тяжелее переносят смерть отца, — тщательно подбирая слова, сказал он. — Считается, что они более устойчивы перед ударами судьбы и быстро свыкаются со смертью родителей, но это не так. Дети стремительно взрослеют, столкнувшись с бедой. Женщин-пилотов мало, поэтому я никогда не видел убитых горем мужей, а вот отцы погибших находят отдушину в злости.
