Однако Люси ловко повела игру. Ее разговоры о фестивале, дружба с неграми и тому подобное — все это повлияло на умы (читай: на мужские умы), и кое-кто начал поговаривать, что она, может быть, и права. «Во всяком случае, не стоит с ходу отвергать ее идеи, — рассуждали мужчины. — Надо все обдумать и обсудить». И они отправлялись к ней с намерением обсуждать идеи до глубокой ночи, а там посмотреть, что из этого выйдет.
Я не хочу углубляться в подробности той истории с Игги, потому что мне больно вспоминать реакцию Карла, когда он все узнал. Ведь Карл тоже был ее учеником, и тем не менее она предпочла ему Игги. Карл не мог этого понять. Как-никак, он был видный мужчина, высокого роста и на лицо недурен, а Игги — уродливый коротышка, типичный дегенерат. Если бы она взяла ружье и выстрелила Карлу в висок, пуля не убила бы его вернее, чем получение такого известия. Конечно, я знала, что творится в сердце и в голове Карла, но я ничего не могла сделать, поскольку сама была в числе пострадавших. Люси поступила так с единственной целью — сорвать фестиваль, и все это прекрасно знали. Однако Карл ужасно переживал, и разговаривать с ним было бесполезно, хотя я и пыталась. Я ему много чего наговорила; как жена, я имела на это право. Только помочь ему я не могла. Он выпал из окна спустя семь лет — или сколько их там прошло с тех пор, как ваша мать, приехав сюда, убила его душу, — и когда мне об этом сообщили, первой моей мыслью было: «Почему он так долго с этим тянул?» Ведь он, по сути, давно уже был мертвецом.
ВИНСЕНТ НЬЮБИ, НЕГР
Хотя афроамериканцы — или негры, как их по традиции именовали в Эшленде, — составляли почти треть населения городка, их редко можно было увидеть на центральных улицах, в магазинах или за утренней чашечкой кофе в «Антрекоте». Винсент Ньюби гордо сказал мне, что до выхода на пенсию он работал водителем грузовика. Правда, этот грузовик (на котором он продолжал ездить и будучи пенсионером) оказался доисторическим «фордом» с кузовом-платформой, чей двигатель пробуждался к жизни с большой неохотой и жутким скрежетом, отчасти напоминавшим звук, с которым вылезал из своего любимого кресла сам мистер Ньюби. Этому маленькому человеку с волосами, как будто прихваченными инеем на кончиках, скоро должно было стукнуть три четверти века. Его лицо, все в глубоких складках кожи, казалось, в прошлом принадлежало другому, гораздо более крупному человеку. Как вскоре выяснилось, мое первое впечатление было верным. По словам Ньюби, он давно уже болел диабетом, который буквально съедал его из года в год, пока не уменьшил до нынешних скромных размеров. Взгляд у него был ясный и открытый, а речь очень медленной, словно он проговаривал каждую фразу про себя, перед тем как ее озвучить.
Я питал самые лучшие чувства к мисс Люси Райдер.
Как-то раз она пришла ко мне и попросила помочь ей с огородом. Сказала, что видела мой огород и он ей понравился.
У себя в огороде я выращиваю все: цветы, овощи, ягоды — и арбузы, разумеется. Каждый год я выращиваю самые большие арбузы с самым большим количеством семян, тут никто не может со мной тягаться — я это знаю, — но мне нельзя участвовать в конкурсах, потому что… просто так не принято. Увидев мои арбузы, она захотела узнать, как они у меня получаются такими красивыми и крупными, а когда я ей сказал, она сначала отказывалась верить. Это вовсе не секрет, я говорю это всем, если кто спросит, но только никто не спрашивает, вот только она пришла и спросила.
Это все животные, сказал я ей.
Мертвые животные. Все знают об этом, потому что все так делают издавна, хотя не многие люди соглашаются говорить на эту тему. Я-то что, я всегда готов поговорить.
Все очень просто: вы берете мертвых животных и закапываете их глубоко под тем местом, где хотите что-нибудь посадить, и это что-нибудь начинает расти вдвое лучше. Это старинный способ. В нашей семье он передавался из поколения в поколение, а наша семья живет здесь с самого начала. В прежние времена, когда мертвятины было больше, так поступали все вокруг.
Вас удивляет, что тогда было больше мертвятины, чем сейчас?
Просто сейчас все стали жить дольше.
В прежние времена я давно уже был бы мертв.
Ведь как было раньше: люди брали каждую павшую лошадь, корову или остатки забитого скота, а также дохлых кошек, собак и прочих тварей, вывозили их на поля и закапывали в землю, то есть сажали подобно семенам. Да они и были семенами. Они и есть семена. Даже смерть не прекращает жизнь, если вы знаете способ.
Рассказывают, что не только животные, но и люди, все наши предки, были зарыты в полях. Вот откуда брались великие урожаи давних времен — из костей и плоти наших людей. Вперемешку с костями мулов.
И мисс Люси Райдер слушала меня, от удивления разинув свой прелестный ротик [смеется]. А потом она спросила:
— Но откуда вы берете этих мертвых животных?
И я ей сказал… Не смотрите на меня так!.. Я сказал ей:
— Берем, что бог пошлет.
Иногда умирает кто-нибудь из твоих домашних животных, иногда ты находишь трупы зверей на шоссе. Именно там я собираю большую часть мертвятины. В основном еноты и опоссумы, но попадаются также собаки и кошки, перебегавшие через дорогу в несчастливый для них момент. Я беру их и закапываю в своем огороде.
У меня был старый пес по кличке Майк. Сейчас он выращивает прекрасные желтые тыквы — вы таких в жизни не видели.
Я рассказал ей все это, а она качает головой, и я догадываюсь, о чем она хочет меня попросить, но не может, потому что она все ж таки леди. И тогда я предложил ей сам.
— Я могу принести вам несколько штук, — сказал я. Понятно, я говорил о мертвых животных, а не о тыквах.
— Обещаете? — сказала она.
Я ей пообещал.
Вот так мы с ней и подружились. Я приносил ей животных. Мне на них везло, потому что была весна, а по весне зверюшки особенно часто бегают через дорогу. Я закидывал их в кузов своего грузовика, часть оставлял себе, а остальных привозил к старому дому Харгрейвза и закапывал на ее огороде.
Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь стану заниматься огородом Харгрейвза! Его сын убил моего племянника — вы слыхали об этом? И вот я по своей воле вожусь на участке за этим домом, сажая в землю дохлых кошек и опоссумов для белой женщины.
Рассказать эту историю кому угодно — не поверят, но так оно было на самом деле.
Я привозил их вечером, в сумерки. Иногда она в этот час занималась с Игги, учила его читать. А если она была не занята, она выносила мне стакан лимонада и тарелку с нарезанным сыром и крекерами. Ее густые рыжие волосы были заколоты на затылке, а из-за веснушек на щеках и руках она выглядела еще моложе, я бы сказал — свежее. Я прозвал ее «девушка с веселыми веснушками».
Мне нравились такие вечера. Мы мало разговаривали, пока я сажал в землю очередного опоссума или кого там еще. Порой — и довольно часто — ее руки начинали дрожать, а сама она казалась нездоровой и уставшей.
