Это еще одна ужасная черта женщин. Боль, которую они на тебя обрушивают: частично она действительно имеет отношение к тебе, а частично – это проценты по вкладу еще чьих-то злодеяний. Злодей этот уже, возможно, умер, получив при жизни свою долю наслаждения за счет женщины. Отойдя в мир иной, но, задержавшись в мире ее символов, он избегнул расплаты.
Я не знаю, почему мужчины в меньшей степени, чем женщины, подвержены этому инстинкту, этому зову прошлого. Но я знаю, что это – одно из их достоинств. Побочный продукт пресловутого буквального мышления. Буквальное мышление, возможно, ужасно; отсутствие связей с прошлым тоже ужасно, но в определенных обстоятельствах этим качествам цены нет.
* * *
– Поппи, как тебе такой слоган? «Косметические салфетки «Титмарш» – это суперочистка плюс свежесть и бархатистость вашей кожи». Должно сработать, по-моему. Я уверен, им понравится.
– А если им понравится, ты сможешь купить новый дом?
– Тебе здесь плохо?
– Ненавижу этот дом.
– Правда, малыш? А почему?
– Он маленький. И пахнет писями.
– Я знаю, что здесь пахнет, моя хорошая. Ты счастливая, у тебя два дома. Большой, где мама. И маленький – пахучий, где папа.
– Я хочу домой.
– К новой кукле? Как ее зовут?
– Папа, я знаю, что ты делаешь.
– Стараюсь тебя развеселить! Да, да, да!
– Стараешься меня отвлечь.
– Да, милая. Думаю, именно это я и делаю.
– Вы с мамой еще муж и жена?
– Да, малыш. Но скоро уже не будем мужем и женой.
– Почему? Почему? Почему?
– Поймешь, когда вырастешь.
– Когда мне будет семь лет?
– Возможно.
– Ты любишь маму?
– Конечно люблю, милая.
– Тогда зачем вы разжениваетесь?
– Так как зовут новую куклу?
– А если вы разженитесь, у меня все равно будет папа?
– Конечно, милая.
– Ты плачешь, пап?
– Хочешь посмотреть кассету? Тебе нравятся «Твинисы»?[9]
– Я не знаю, как ее назвать – Принцессой или Люси.
– Кого?
– Новую куклу.
– А может, Принцессой Люси?
– Пап, у тебя есть подружка?
– Нет.
– Почему?
Потому что, кто захочет спать с пятидесятилетним неудачником, который живет в крохотной квартирке, пропахшей мочой; у которого бессонница и нет перспектив; и который плачет на глазах у своей шестилетней дочери.
На самом деле я сказал:
– Потому что нет. А у мамы есть друг?
– Конечно. Думаю, лучше назвать ее Люси. Пап, что случилось? Почему у тебя лицо красное?
– Оно не красное. Лучше, чем кто?
– Нет красное. Чем Принцесса.
– Люси мне нравится.
– А маме больше нравится Принцесса.
– Слушай, может, хватит об этой чертовой кукле?
– Я хочу домой. Это не чертова кукла. Я хочу к маме.
– Прости, дорогая. Не надо говорить плохие слова. Ну, не плачь. О Господи. Послушай, давай… что-нибудь съедим. У меня есть… полбанки жареных бобов и что-то там еще…
– Ты меня ненавидишь.
– Конечно же нет. Я люблю тебя, Поппи, больше всего на свете.
– Не любишь.
– Люблю.
– Не любишь.
– Люблю.
– Тогда почему ты ушел от нас? Если ты любишь маму, почему ты ушел?
– Я думаю, что Принцесса и правда лучше. Кукла по имени Принцесса.
– Опять ты стараешься отвлечь меня.
– Как его зовут?
– Кого?
– Маминого друга.
– Оливер.
– Хорошее имя.
– Да.
– Он тебе нравится?
– Да. Конечно, меньше, чем ты. Хотя иногда так же, как ты.
– Когда?
– Когда он приносит мне конфеты, и играет со мной, и он никогда не ругается, и обнимает меня, и хорошо к маме относится, и он подарил мне эту чертову куклу.
– Так это он ее подарил? Не говори плохие слова.
– Да.
– Поппи?
– Что?
– Как тебе имя Изабель? Может, назовем ее Изабель?
– Красиво.
– Правда? Скажи маме, что это папа придумал, ладно?
– Ладно. Мне нужно в туалет. Пап?
– Что, малыш?
– У тебя есть мягкая туалетная бумага? А то твои «Космические салфетки» мне не нравятся.
– Косметические. Милая, они не для этого. А мягкой туалетной бумаги у меня нет.
– А у мамы есть.
– Мама может себе это позволить. Она может себе позволить вытирать твою попку шалью из паш-мины.
– А что такое пашмина?
– Дорогущая шерсть.
– Мама не вытирает мне попку шалью из пашмины.
– Пошли домой, Поппи. Тебе пора домой.
Поппи пора возвращаться к Бет. Возвращаться домой. Эта импровизация насчет двух домов – чистый рекламный трюк. Другими словами – неправда. Она живет с Бет. Ко мне она приходит в гости. Два раза в месяц я забираю ее на два дня, а потом отвожу домой. Когда я возвращаю ее Бет, боль разлуки, растекаясь кислотой по глотке, ранит легкие и не отпускает, пока через двенадцать дней я снова не заполучаю ее к себе.
Сама процедура передачи вызывает у меня ужас. Я постоянно испытываю соблазн оставить Поппи у двери, позвонить и уйти, прежде чем откроют. Но не могу так поступить, Поппи не поймет меня. И я продолжаю бояться момента, когда откроется дверь, потому что Бет всегда находит способ сделать мне больно. За считанные секунды, пока дверь открывается, я целую Поппи на прощанье и разворачиваюсь, чтобы уйти, но не тут-то было. Хватает одной фразы – иногда такой тонкой, что смысл удается понять лишь минут через десять, – и меня начинает трясти. Не факт, что я сумел бы парировать, даже если бы понял сразу.
Две недели назад, например, она мимоходом, заметила:
– Повезло Тому, правда?
А я спросил:
– Что? – Я понятия не имел, о чем она.
Она сказала:
– Да ничего, забудь. – И ушла.
Спустя несколько минут я начал соображать. Повезло Тому, правда? Из всего, что она могла бы мне сказать, – а сказать было что, – она выбрала именно эту фразу.