Пиц, его старшая сестра, — депрессивная и приставучая зануда. Пиц, у которой таланта общения с людьми было не больше, чем у раздавленного паука. Пиц, которая не смогла бы обзавестись другом, даже если бы доктор Франкенштейн собственной персоной снабдил ее необходимым сырьем, подробнейшими инструкциями, нитками и иголкой. Пиц, напрочь лишенная легкости и обаяния, которые у Дова были в крови.
Пиц, которая завидовала природной притягательности характера Дова с того самого дня, когда они оказались в одном классе школы, и которая решила, что раз уж она не наделена такой же безграничной харизмой, как ее брат, и потому лишена всего того хорошего, что эта самая харизма ему дает, то ей остается только корчить из себя гарпию и обгаживать все, на что бы только Дов ни положил глаз.
«Друзья?» До сих пор в ушах у Дова звучал ее сухой, издевательский хохот. Был день святого Валентина, и его самодельный картонный почтовый ящик разбух от белых конвертиков, присланных одноклассницами, а ящик Пиц остался таким же плоским, как тогда, когда она только-только склеила его. «Ты думаешь, они — твои друзья? Это почему же? Только потому, что они завалили тебя „валентинками“? Тупица! Да они сделали это только потому, что их заставили родители! А знаешь почему? Просто все стараются к нам подольститься из-за того, что им что-то нужно от мамы!»
Дов помнил, как горячо спорил тогда с сестрой, пытался доказать ей, что если она права, то тогда и ей должны были бы прислать такую же гору «валентинок».
А она только снова расхохоталась. Она и не подумала ответить на его вопрос, она только одарила его точно таким же взглядом, как тогда, когда он узнал правду про Санта Клауса. Это был жутко-прежутко знающий взгляд, говорил он вот что: «Ну-ну. Как хочешь. Они — твои милые, славные, дорогие друзья и подружки. Конечно, конечно. Доверяй им. Но когда они станут потешаться над тобой, не беги ко мне плакать и жаловаться. Я попыталась тебя предупредить. Я пробовала сказать тебе правду».
— Это все она виновата, — повторил Дов. — Это из-за нее я никогда не позволяю никому стать мне по-настоящему близким человеком. Из-за нее у меня сотни знакомых и приятелей, но ни одного настоящего друга. Из-за нее я ни с кем не могу толком поговорить по душам, кроме идиотской рожицы — звена колдовского браслета!
— Вот спасибо, удружил, — сухо вымолвил амулет. — Думаешь, мне она нравится больше, чем тебе? — Цепочка, к которой он был прикреплен, задребезжала, а сам амулет затрясся от злости на ладони Дова. — Да у меня внутри все переворачивается, когда мне надо оповестить тебя о том, что прибыл факс от нее! Из каждого слога ее посланий к тебе струится желчь! Да-да, спору нет, ты ей отвечаешь в том же духе, но быть свидетелем ваших перепалок — это примерно то же самое, что выступать в роли посредника между двумя голодными гиенами. Мне это начинает здорово действовать на нервы.
Дов скривил губы.
— У тебя нет нервов.
— Зато у меня есть колдовская микросхема, — капризно отозвался Амми. — А это практически одно и то же.
— Что ж, если так, то у меня для тебя хорошие новости. Тебя больше не будут беспокоить факсы, которыми мы обмениваемся с сестрой. Тебе известно, о чем еще было написано в письме от мамы? Она собирается завещать семейный бизнес только кому-то одному из нас двоих. — Дов поджал губы. — И этим одним буду я.
Он отошел к письменному столу и щелкнул пальцами. Крышка из полированного стекла засветилась. По всей поверхности завертелись радужные энергетические спирали, и вскоре она преобразилась в волшебную чашу. Большинство простых смертных обзаводятся настольными компьютерами, в просторечии именуемыми «деск-топами», что, собственно, и означает «настольный», но еще это слово можно перевести как «крышка стола», и эти самые простые смертные надеются, что эти компьютеры будут удовлетворять всем их потребностям, но Дов Богги владел такой «крышкой стола», которая умела делать все то, что делают компьютеры, и намного больше.
— Изучи все имеющиеся данные и составь список ключевых фигур в корпорации «Э. Богги». Включи в этот список как действующих, так и возможных клиентов, если у последних имеется потенциал влияния. Подготовь все необходимое к поездке, чтобы я смог как можно скорее посетить все отмеченные точки, со скидкой на М.Н.З.
— М.Н.З. ? — переспросил амулет Амми.
— Минимальные необходимые заморочки, — расшифровал Дов. — Я хочу вылететь сегодня в…, — Он посмотрел на наручные часы и обнаружил, что их нет на руке. Ну да, он ведь снял часы перед сеансом ароматерапии и массажа. — О черт. Ладно, вылечу в шесть. Пусть первым пунктом моего перелета будет Нью-Орлеан, и еще: перед тем как приняться за дела, мне необходимо хорошенько пообедать. Нью-Орлеаном список не закончится. — Он посмотрел на клубы дыма над крышкой стола. — Переправь все необходимые документы в мой палм-топ. Все ясно?
Письменный стол испустил негромкий, почти эротичный вздох и ответил голосом божественной Дианы Риггс:[10]
— Слушаюсь и повинуюсь, Дов. Дов усмехнулся.
— Мне это никогда не надоест.
— А мне надоело, — капризно выговорил Амми.
— Ревнуешь? — Улыбка Дова стала шире. — Плохо. Ну а теперь отправляйся на место.
С этими словами он шагнул к телефаксу, чтобы прикрепить к его панели своенравный амулет.
— Минутку, минутку! — запротестовал Амми. — Не надо! Не надо меня туда! Возьми меня с собой!
— Зачем?
— А я... я по дистанционной связи смогу помочь тебе читать все факсы, которые придут в твое отсутствие.
— Это и мой палм-топ умеет.
— Но я — я еще и портативное силовое поле! Приклеишь меня к телефону в гостиничном номере — и я буду отслеживать все звонки.
— Это можно и с помощью специального заклинания-оберега сделать.
Маленький амулет уже хватался за последние соломинки.
— Ты можешь сдать меня в любой ювелирный магазин и пусть меня там распилят на кусочки. Будешь потом подбрасывать эти кусочки клиентам и сможешь подслушивать все их разговоры даже после того, как уедешь далеко-далеко!
Дов поцокал языком и покачал головой.
— Не пойдет. Думаешь, эти люди — такие дураки? У них свои собственные средства имеются для поиска «жучков» — даже волшебных. — Он подвесил амулет на цепочке к аппарату телефакса и отряхнул с ладоней несуществующую пыль.
— Прости, Амми, но, честно говоря, у меня нет никаких причин брать тебя с собой.
Он уже был в двух шагах от двери, когда очень тихий и очень дрожащий голосок проговорил ему вслед:
— Но я буду скучать по тебе.
Дов замер, обернулся и спросил:
— Что-что?
— Я сказал, что буду по тебе скучать, — не слишком охотно повторил амулет. — Очень. Вот. Я еще раз сказал. Доволен, да?
