— Была ли оказана мисс Макгил необходимая медицинская помощь? — напирал Фил. — И еще требую сообщить точное время, когда ее доставили в участок.
Брюер моргнул пару раз, потом его ехидная улыбка превратилась в недовольную гримасу.
— А теперь я попросил бы вас не мешать следствию. Я просто выполняю работу, за которую мне платят. Нам нужно точно выяснить, что произошло, и в ее рассказе масса нестыковок. У нас тут с вами не какая-нибудь погоня, где мисс Макгил играет роль невинного прохожего.
— Вы заблуждаетесь. Ее роль именно такова — она просто невинный прохожий. Ди Ди, доктор тебя осматривал? — продолжил Фил, повернувшись ко мне.
— Нет, — подхватила я, сообразив, что он нащупал слабое место. — Ох, Фил, мне так плохо, в глазах двоится, нет, троится даже. И посмотри на мои волосы — они все в крови.
— Ладно, ладно, — сдался Брюер. — Наверное, лучше будет показать кому-нибудь ее голову.
8
Есть вещи, которым не выучишься быстро.
Эрнест Хемингуэй
Фил согласился взять такси и забрать мою машину от дома Дэвида. Тем временем темнокожий полицейский медик с седеющими волосами и в очках с толстыми линзами поспешил осмотреть меня.
— Швов не нужно, — изрек он, осмотрев рану. — Но у вас, видимо, сотрясение. Нужно сделать томографию головы, — продолжил врач, торопливо собирая сумку и нахмурив густые брови.
— У нас здесь нет такого оборудования, — бросил он уже с порога.
Брюер повел меня в другое помещение, чтобы провести анализы на наличие на коже следов металла и частиц пороха.
— Имеются у вас возражения или настаиваете на присутствии адвоката? — спросил меня детектив.
Я отрицательно помотала головой, и Брюер осклабился, будто я только что призналась в убийстве президента Кеннеди.
Делать тест пришла невысокая, плотного сложения женщина в форме, с накрашенными кричащей помадой губами. Брюер привалился к стене и ни на секунду не спускал с меня глаз.
Деятельная рыжая инспекторша набрызгала мне на ладони какой-то аэрозоль. Мне приходилось видеть, как делают тест на следы металла — он должен был показать, держала ли я в руках пистолет в последние двадцать четыре часа или нет. Но я понятия не имела, каким именно реагентом она пользуется, потому как технологии в наши дни развиваются быстрее, чем двухмесячный младенец.
Закончив работу, женщина без единого слова собрала свои принадлежности и вышла. Вместо нее появился другой лаборант, на этот раз улыбчивый молодой латиноамериканец с темно-карими глазами и следами прыщей на лице. Ему предстояло провести анализ на присутствие частиц пороха.
Брюер заинтересованно заглядывал через плечо лаборанта.
— Что вы собираетесь с ней делать? — спросил он.
— Мне сказали сделать ей НАА, Джек, — ответил юноша.
— Это хорошо, — кивнул Брюер, делая еще одну пометку в моем досье.
— Минуточку! — я вскинула руки. — Я хочу знать, что такое «НАА» и почему это хорошо?
— Она хочет знать. — Брюер ухмыльнулся лаборанту. — Полагаю, это будет для нее приятной новостью. Так вот, мисс Макгил: вам сделают нейтронно-активационный анализ. Это существенно дороже, чем любой другой тест на остаток частиц пороха, проводимый вне специально оборудованной лаборатории. Но мы готовы потратить на вас несколько лишних баксов, потому что НАА способен выявить даже мельчайшие следы пороха на ваших ладонях.
Детектив притормозил, давая мне время переварить информацию.
— Высококачественное оружие практически не оставляет следов пороха, — продолжил он. — Но нейтронно-активационный анализ способен выявить практически все, что побывало на ваших руках. Ясно?
— Но если Дэвида застрелили из тридцать второго калибра, а он и рядом не стоял с дорогими типами пистолетов, то к чему такие предосторожности? — вопреки самой себе заинтересовалась я.
Брюер не ответил, просто кивнул долговязому лаборанту, который натянул резиновые перчатки и приказал мне вытянуть руки. Окунув губку в пятипроцентный раствор азотной кислоты, он нервно обтер мои ладони. От него пахло чипсами со вкусом барбекю и кетчупа. Юнец был достаточно сведущ, чтобы особое внимание уделить выемке между большим и указательным пальцами, где пороховые отложения наиболее вероятны. Если тест выявит остатки, их сравнят в данными пороха, которые, скорее всего, обнаружены на полу и на донышке пуль. Мельчайших частиц достаточно, чтобы вычислить тип пороха, а это поможет определить изготовителя и возраст боеприпаса. Если Дэвида действительно застрелили из тридцать второго калибра, то ребята из лаборатории наверняка обнаружат песчинки пороха на пулях, потому как у пистолетов такого калибра короткое дуло и воспламенение заряда продолжается уже после того, как пуля покидает ствол, покрывая свинец нагаром.
— Готово, — сообщил латиноамериканец. — Это не заняло много времени.
Складывая свои пробирки, он обратился к Брюеру.
— Слышал свежие новости про убийство топором?
— Не-а, весь день вожусь с этим вот случаем, — проворчал Брюер.
— Этот салага Долан разложил окровавленные шмотки жертвы посушиться на стоянке, — со смехом сообщил лаборант. — Он еще не привык к запаху крови, поэтому решил прожарить вещи на солнышке, а их ветром разнесло по всей площадке. Малый еще лазает по кустам, отыскивая рубашку.
Закончив сборы, они с Брюером вышли вместе, обмениваясь сплетнями словно школьные подружки.
В первый раз со времени прибытия копов в квартиру Дэвида я осталась в одиночестве. Вытирая руки предусмотрительно выданным полотенцем, я пыталась привести в порядок свои мысли. Тяжело было смириться со смертью Дэвида, не говоря уж про то, что полицейские сочли меня причастной к ней. Случается, что жернова правосудия затягивают невиновных и далеко не всегда тем удается выскользнуть целыми и невредимыми. В памяти всплыли неприятные воспоминания об убийствах в «Хай-Дата», с которыми мне пришлось иметь дело в прошлом году, и я вовсе не горела желанием, чтобы копы нащупали связь.
Сначала я решила обратиться за помощью к тете Элизабет. Но понимала, что та прибудет в участок в боевой раскраске клана Бьюкененов и, руководствуясь вечным убеждением, что она суть высшая форма жизни на земле, станет обращаться с копами как с червями и беспозвоночными, и тем самым только ухудшит мое положение.
Дверь открылась. Вошел Брюер, за ним протиснулся тощий, пожилой субъект с нездорово-бледным лицом и глазами неопределенного цвета.
Они уселись за маленький столик по обе стороны от меня.
— Лейтенант Хили, — представил коллегу Брюер. Он включил магнитофон, а Хили предложил мне сделать заявление под запись.
Яркие люминесцентные лампы давали такой свет, что хуже не придумаешь. Лысина лейтенанта Хили отбрасывала блики, а неопрятные брови и засаленная рубашка Брюера особенно бросались в глаза. Интересно, подумалось мне, какое из моих слабых мест режет взор им?
