Он завербовался добровольцем в Сербию. Война. Крики раненых и плач детей. Босния. Страшные бои, грохот, убитые, и снова грохот, и снова убитые. Вдруг тишина. Пауза. Плен. Сначала ему отрубили руки…
Лера потеряла сознание. Туман отступал медленно.
— Но ведь я ничего этого не знала и не могла знать! — зарыдала она. — Не могла знать, что так произойдет!
— Да, ты не знала. — Голос был рядом. — Если бы люди могли предвидеть все последствия своих поступков, как легко было бы жить! Они бы их просто не совершали, но не потому, что стали бы добрее, а потому, что боялись бы слишком больших последствий таких безобидных, по их мнению, шалостей.
Но это противоречит замыслу создания человека. Творец дал нам возможность, отказавшись от мелкого зла, победить гораздо большее. И человеку дана возможность приступить к этому всегда, даже в минуты полного отчаяния, после самых тяжких поступков. В том-то и суть выбора, который дан человеку. Выбора, который он должен делать каждый день и каждую минуту в его жизни. Таково его соучастие в творении мира, звезд, вселенной, ведь оно продолжается даже в эти мгновения. А главное — его помощь Создателю в уничтожении всякого зла.
Здесь же ты будешь знать, помнить и чувствовать последствия всех твоих поступков там. Иногда ужасные.
— Но ведь я поступала так, потому что никто, слышите, никто мне не подсказал, как я должна поступать.
— Это не так. Две тысячи лет назад Творец заговорил с вами человеческим голосом. Так появилась та единственная Книга. Нет вопросов у человека, на которые там не было бы ответа.
— Но ведь я ее не читала.
Повисла тишина.
Она, конечно, пробовала, и не раз. Но почти ничего не понимала и, конечно, расстраивалась. Спросить же батюшку стеснялась. "Задать один вопрос — да. Но кто же будет помогать мне, если каждая страница рождает новые вопросы?" Такие выводы только расстраивали Леру. Ни родственники, ни друзья не помогли ей в этом, впрочем, и она им.
И вдруг она вспомнила, как один из знакомых отца, видя ее интерес, однажды сказал:
— Возьмите книжку "Отец Александр Мень отвечает на вопросы", она очень легко читается.
— Не забивай себе голову, — вмешался в разговор отец.
Если бы она тогда заупрямилась! Нет, к сожалению, она выросла достаточно послушной девочкой. Теперь она понимала, насколько меньше было бы исковерканных судеб на ее пути. Но тогда… Значит, кто-то вмешался в ее судьбу, как и она в судьбу той девочки, изменил предначертанное ей еще в детстве. И это были самые близкие ей люди.
Конечно, она понимала своих родителей. Они жили во времена, когда вера, мягко говоря, не приветствовалась. Боязнь за свою карьеру и благополучие, между прочим и за ее тоже, должна была стать и стала их оправданием в той жизни. Но только в той, и только для них. Для нее же все уже было решено. Был ли выбранный ими для дочери путь тем единственно верным, который дан человеку на земле?
Размышляя так, она не могла и представить себе, как ошибалась. Того, кто вмешался в ее судьбу, ей предстояло еще узнать.
Взгляд ее снова остановился на тоннеле. Яркие вспышки внутри, казалось, заставляли содрогаться его содержимое.
— Что это?
— Эти сполохи — мгновения особых злодеяний Сатаны. Иногда они охватывают целый отрезок тоннеля. Ты находишься вне времени и можешь увидеть прошлое. Смотри, видишь залитый сполохами промежуток? Это мировая война. Они убывают к ее окончанию.
— А откуда вон та яркая вспышка в конце?
— Это ядерный взрыв. Впервые в истории мироздания человек испепелил сотни тысяч себе подобных в одно мгновение. Между прочим, человек, сделавший это, написал на борту самолета имя своей матери. Впоследствии он сошел с ума.
Никогда до этого в истории человечества обруч так не пульсировал, не раскалялся и не извергал такое количество огня.
Лере стало страшно. Ей было знакомо это чувство, но такой страх, такой ужас нельзя было сравнить ни с чем.
— Господи, что за чудовище стоит за всем этим? Кто за этим стоит?
* * *
В огромном концертном зале шел юбилей примадонны. Сотни ненавидящих взглядов были устремлены на сцену. Взгляды ее коллег по цеху.
"Скорая" рванула с места.
— Опять приступ сердечной недостаточности! — громко прокричал кому-то в телефон мужчина в белом халате. — Жить будет.
На другом конце с раздражением бросили трубку.
ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНАОн давно задумал это. Так давно, что даже память начала ему изменять. Иногда ему казалось, что не он, а кто-то, постоянно находившийся рядом с ним, заставлял его думать о ней. Последние годы все настойчивей. Неужели время, отпущенное на замысел, уходит? Неприятная мысль стала приходить ему в голову все чаще. Или оно просто наступило? Несколько раз он вообще решал отказаться от задуманного. "Для чего? — спрашивал он себя. Кому это будет нужно? Да и не шаг ли это за предел, положенный ему, человеку? Но неведомый заказчик снова и снова напоминал о себе. Тягостная тревога начинала мучить его. Он давно отвык от этого чувства, да и не хотел испытывать его вновь, не понимая, что же не дает ему покоя.
Неожиданно под гулкими сводами собора Святой Анны раздались шаги. Никто не смел нарушить его одиночество во время работы. Седовласый старик отложил кисть, вытер руки и медленно повернул голову. В соборе никого не было. Он сделал несколько шагов. Шаркающий скрип туфель заставил его вновь вспомнить о своем возрасте. Он не любил таких мыслей. Уже с раздражением старик огляделся. Он был один.
Первый раз мысль о ней пришла ему в голову, когда он заканчивал Цецилию. Оставалось всего лишь закончить руку. Всего каких-то несколько дней. У него ничего не выходило. Совершенства не получалось. "Уж не тронулся ли я умом, — с усмешкой подумал он. — Ведь это всего лишь рука. Может, ее несовершенство — только плод моего воображения? Может, так и есть на самом деле и мне лишь кажется?" Спросить? Но кого? И что подумают о нем? Нет, он решит это самостоятельно. Легкий стук в дверь прервал его мысли.
— Да.
Дверь бесшумно отворилась, и темноволосый юноша, его подмастерье, неслышно появившийся в проеме, тихо произнес:
— Ужин накрыт, синьор.
Юноша не стал самым талантливым из его учеников. Но его способность быть незаметным была бесценной. А потом — он был так красив! Тихий подмастерье состоял у него на службе единственным помощником.
— Скажи, Франческо, — старик кивнул головой на холст, — есть ли тут какая-то дисгармония?
Тихо сделав несколько шагов, юноша подошел к картине.
— Простите, синьор, я вижу только, что портрет полностью готов, — почтительно произнес он. И немного помедлив, добавил: — Он так же прекрасен, как и все, что вы делаете.
