Джессика собиралась что-то сказать — очевидно, хотела отговорить меня от бегства, — но передумала.
Она все поняла. Разжав кулаки, она рухнула на диван и произнесла убитым голосом:
— В глубине души я знала, что так и будет. Чудеса случаются только в сказках.
— Если бы ты знала, как я себя ненавижу… Но мне пора.
— Прямо сейчас?
— Да, я больше не могу ждать. Мои нервы на пределе.
— Можно попросить тебя об одолжении?
— Конечно.
— Позволь мне жить в этом доме.
— Живи, он теперь твой, я обо всем позаботился. Это единственное, что я мог для тебя сделать… Правда, не понимаю, почему ты хочешь остаться тут.
— Здесь все пропитано твоим запахом. А он такой же уникальный, как твоя красота. Ты даже не представляешь, как вкусно пахнешь… В этом доме я смогу наслаждаться этим ароматом: днем буду доставать твою одежду и нюхать ее, а вечером засыпать в благоухающей постели… И мне будет казаться, что ты где-то рядом…
— Джессика, мне так жаль…
— Хватит, уезжай, Но не забывай: я буду любить тебя вечно.
* * *
Сидя в самолете, я в сотый раз обдумывал свой план, хотя был уверен, что все пройдет гладко. Первый этап не преподнес никаких сюрпризов, и я без проблем выбрался из дома. Я заранее позаботился о том, чтобы в первую брачную ночь меня оставили наедине с женой: никакой прислуги, никакой охраны, все камеры выключены. На всякий случай я все же перелез через ограду в глубине сада, но никаких препятствий не встретил. Как и было задумано, я отправил Люсинде прощальное письмо. Последнее прости.
Я был уверен, что дальше все пойдет как по маслу. Честно говоря, мне крайне повезло, ведь я нашел настоящее сокровище, избранный народ. Изучив племена, живущие в дебрях Амазонии и на островах Бенгальского залива, я отверг их все: одни были чересчур агрессивными, у других черты лица слишком напоминали мои, и я опасался прослыть красавцем. И тогда мой выбор пал на туркана.
Меня привлек не весь народ, а буквально несколько деревушек, где, по моим сведениям, белые люди бывали считаные разы и то очень давно — в промежутке между одна тысяча девятьсот сорок четвертым и одна тысяча девятьсот пятьдесят первым годами.
Туркана идеально соответствовали моим требованиям. Этот мирный народ обитал на севере Кении в пустынной труднодоступной местности, а их критерии красоты не имели ничего общего с нашими.
Мое путешествие продлилось шесть дней. Первые два я провел на борту трех разных авиалайнеров и с удивлением обнаружил у себя воздушную болезнь. Догадка подтвердилась, когда я устроился в крошечном двухмоторном самолете, где провел, наверное, самый долгий час своей жизни, ежесекундно подпрыгивая и раскачиваясь в разные стороны.
Затем я целых два дня наблюдал из окна автобуса удивительные пейзажи. По мере того как менялся цвет земли, преображался весь мир. Сначала все кругом было зеленое: куда ни глянь, везде яркий, величественный, брызжущий жизнью зеленый цвет. Через некоторое время он стал терять спесь, бледнеть и постепенно уступать место желтому. Он появился незаметно, небольшими пятнами, но постепенно отвоевал позиции, и к вечеру мир окрасился в охру. Поначалу она была с примесью оранжевого, довольно насыщенная, словно откормленное животное. А спустя еще тридцать часов, на этот раз на спине верблюда, а потом и пешком, вокруг осталась лишь пожелтевшая охра, сухая, как солома. Охра, умирающая от жажды. Вплоть до самого горизонта потрескавшаяся земля, глядя на которую удивляешься, откуда в ней силы кормить те чахлые растения, которые упорно продолжают здесь расти.
И вот наконец я у цели.
Стояла чудовищная жара, кругом простиралась голая пустыня, от созерцания которой мне становилось не по себе.
Завидев вдалеке первое селение, я уселся в спасительной тени старой акации. Это дерево с мощным узловатым стволом возвышалось посреди бескрайней пустыни. Обрадовавшись, что деревенские жители не замечают меня, я предвкушал момент, когда сниму наконец закрывающий лицо тюрбан. Мне хотелось продлить удовольствие, ведь скоро я смогу жить среди людей, не опасаясь, что мое появление доставит им чрезмерную радость. Я наконец стану как все.
Я посидел на земле, прислонившись спиной к дереву и набираясь сил, потом достал флягу и выпил почти все содержимое. Утолив жажду, я решил понаблюдать за своими будущими соседями в бинокль, который предусмотрительно взял с собой.
То, что я увидел, полностью соответствовало моим ожиданиям. Мужчины туркана были, как я и читал в книгах, сплошь покрыты шрамами: испещренная буграми кожа считалась у них воплощением красоты. Со временем они даже разработали специальную технику, позволяющую достичь «идеала»: каждые два-три месяцы шрамы вскрывались и от этого еще явственнее проступали на коже. Самыми привлекательными мужчинами считались обладатели самых заметных и распухших рубцов.
Кроме того, мне бросились в глаза их отвисшие нижние губы, украшенные внушительного размера металлическими кольцами. Туркана до сих пор практиковали древний ритуал, состоящий в следующем: при помощи обычного ножа мальчику вырывали один-два зуба на нижней челюсти, а потом в губе проделывали огромную дыру.
Меня это, конечно, шокировало, но вместе с тем и обрадовало: вряд ли они посчитают красивым мое гладкое тело.
Итак, мечта осуществилась: я нашел людей, которые не разделяют общие представления о прекрасном, живут вдали от цивилизованного мира, и, самое главное, никому из бывшего окружения не придет в голову искать меня здесь. Я сбежал от вездесущего телевидения, которому так долго помогал в его жуткой работе.
Этот монстр добрался до всех, кроме туркана — людей, которые скоро станут моими братьями. Я улыбался во весь рот, предаваясь мечтам о светлом будущем. В этот момент я чувствовал себя первопроходцем, обнаружившим новый континент и принявшим решение наслаждаться своей находкой в одиночку.
По-видимому, не я один пребывал в радужном настроении. Несколько абсолютно голых ребятишек весело играли неподалеку от деревни. Я умиротворенно наблюдал за их мельтешением, как вдруг мое внимание привлекла яркая деталь. Я поднес бинокль к глазам и попытался навести резкость на бегавшего туда-сюда ребенка.
Наконец мальчуган остановился. Его лицо ничем не отличалось от лиц его товарищей, но меня интересовало другое.
Я медленно опустил бинокль, чтобы рассмотреть его ноги.
То, что я увидел, разбило мне сердце.
У абсолютно голого мальчика на ногах были кроссовки Nike.
Ни удаленность от цивилизации, ни страшная нищета не помешали миру Люсинды добраться сюда.
Я понял, что нигде не буду свободен.
* * *
Мною овладело отчаяние. Последняя надежда разбилась о кроссовки на детских ногах, и я отправился в единственное место, где меня не найдут, — в самое сердце пустыни, туда, где нет ни одной живой души.
