Играючи поймал он рыбу без снастей, голыми руками.
«Их можно просто брать. Они не привыкли к врагам, им нет надобности быть начеку, – подумал он. – Как Сатане». И, разводя огонь, жаря на нем речную рыбу, он еще раз подумал об убитом, сказочном герое детства, властителе тайных дум.
Кто же вселил в него такой ложный образ? Сначала он попробовал вспомнить рассказы матери. Нет, она не лгала и ничего не скрывала. Но, рассказывая, она излучала какое-то страстное желание…
И желание это передалось ему, в своем воображении он претворил его в образ непобедимого вожака из лиственных лесов.
Он смотрел через реку на видневшиеся вдали большие деревья, на неведомую страну. Там царил странный свет, как и говорила его мать.
Сейчас он смог высветлить еще одну удивительную мысль: что-то связывало его мать и убитого им человека – что-то темное и сильное, как все тяготы жизни, невысказанное.
Отрицаемое.
«Та же связь, что между нею и мной, – подумал он. – Отрицаемая из-за светлой жизни, ради Авеля, Сифа и Нореи.
Но сейчас Сатана мертв. Принял смерть от моей руки. Теперь связь между мной и матерью станет еще крепче, и отрицать ее будет еще горше.
Я никогда не вернусь. Если я смогу уйти от нее, стану свободным».
День стоял высокий и ясный, и в окружающем умиротворении тонуло всякое беспокойство, возникающее в душе Каина с каждой новой мыслью.
Он съел рыбу, пожалев, что нет у него соли. На вкус рыба, как и все остальное в этот день, немного отдавала болотом, затхлостью.
На закате солнца он собрался в путь, направляясь к стойбищу Эмера. Он долго принюхивался к дыму, который долетал до реки с полуденным ветром и подсказывал, что народ Эмера находился сейчас где-то в западной части равнины.
«У меня ведь есть для них новость, – подумал Каин. – Добрая новость, Эмер. Родился твой внук, черноволосый лягушонок, кровь от крови твоей».
В этот миг Каин окончательно решил, что никогда не вернется домой.
Как все сложится, он не знал, но пальцы его при этой мысли сжались на рукоятке ножа. Конечно, у него хватит сил построить собственную жизнь и обеспечить себе будущее.
Работы он не боялся.
Одиночество уже давно было его другом.
В новой жизни он всегда сможет избежать мучений, думалось ему.
Когда пришел Каин, люди Эмера обустраивали на новом месте весеннее стойбище у нетронутых зеленых пажитей на юге. Повинуясь приказам, что эхом разносились по степи, ставили шатры, обихаживали места для костров, чистили и подправляли нехитрые загородки вокруг источника – здесь они уже когда-то жили.
Каина встретили тепло и радостно, как своего. Тут же нашли для него удобное место, быстро разбили шатер. А вскоре вкусно запахло из котлов над подновленными очагами.
День был радостный, как и всегда весной, когда устраивалось стойбище. А приход Каина еще и придал блеска этому дню; женщины возбужденно переговаривались и весело кричали ему, что он принес им удачу.
И только за вечерней трапезой вспомнил Каин о деле, поклонился сидящему Эмеру и сказал:
– Я пришел с вестью о том, что у Леты родился сын. Все прошло хорошо.
С замиранием сердца увидел Каин, как в глазах старика растет радость, она все ширилась и вытекала вместе со слезами. Наконец Эмер отнял от лица ослепительно белый платок, которым вытирал слезы радости, и воздел к небу руки, благодаря его за величайший дар, который можно получить на этой земле: «Сын, в жилах которого течет моя кровь».
Эмер велел подать вина и устроить праздник; все подняли чаши за новорожденное счастье. Впервые за этот день беспокойство вновь шевельнулось в груди Каина, старое мучение ущипнуло сердце: не гожусь я для жизни среди людей, я их не понимаю.
Эмер не догадывался о боли, мучившей Каина, но приметил его вопрошающий, тревожный взгляд. «Странно, Каин не выглядит счастливым, а ведь он отец ребенка», – пронеслось в голове старика. Но, выпив еще вина, он отбросил свои рассуждения. Он никогда не понимал Каина.
К концу праздника, глубокой ночью, Каин внезапно обронил вызывающе:
– Я сделал крюк и зашел в леса Эдема по дороге сюда.
Люди Эмера примолкли, как и всегда, когда речь заходила о лесном народе. Все прислушивались. А Каин продолжил:
– Я вонзил свой нож в самое сердце вожака. Теперь Сатана мертв.
И тут произошло неслыханное: Эмер поднялся во весь рост и заключил Каина в объятия.
Отовсюду посыпались возгласы: «Какой он смелый! Какой мужественный! Он сделал это один!» Восторг охватил Каина, поднял и понес его; мучения отступили. Он все повторял и повторял рассказ о том, как сидел в лесу на дереве и наблюдал за Сатаной, этим мерзавцем и насильником, как он, Каин, спрыгнул из ветвей и вонзил нож прямо в сердце твари. В этот миг он будто забыл, что вдобавок вспорол Сатане живот.
Ему задавали все новые и новые вопросы:
– А как стая – никто из них не напал?
– Нет, они все исчезли.
Издевательский смех:
– Да, таковы они, эти дикие люди!
Эмер вновь распорядился насчет вина, и вновь они подняли чаши в честь Каина.
– Никогда Сатана не делал нам ничего злого, но все равно хорошо, что человек этот больше не бродит по земле, – молвил старый вождь.
Это был великий и удивительный день.
Прежде чем заснуть, Каин попытался найти название для чувства, которое испытал этим вечером. Его заметили, на него глядели с обожанием, его оценили. Но было и нечто иное во взглядах мужчин – боязнь, страх.
Тот же страх, что и у Адама, которого он мог победить глазами. Даже когда был ребенком. Это часто давало ему удовлетворение, но короткое и неизменно отравленное последующим разочарованием.
Ева понимала это, наблюдая за ними, видя, как Адам отводит взгляд. Знала ли она?…
– Ты не должен злоупотреблять своей властью, – говорила она.
Власть – новое слово для него.
Однако оно подходило Каину больше, чем какое-либо другое. Оно избавляло его от мук. Оно было лучше, чем объятия, работа, гордость за выполненное дело.
Оно полностью заполняло его, не оставляя места для терзаний.
Глава десятая
Долго смотрел Энки Бар на отца, с сомнением и как бы со стороны. Но ничем не выказывал своего удивления. Бек Нети улыбнулся:
– Думаешь, старик бредит?
Напряжение между ними спало. Энки, названный так в честь бога мудрости, покачал головой и ответил:
– Нет, отец. Мне кажется, я понимаю: твое решение вызвано желанием помочь царице, успокоить ее священное сердце.
