— Что вам запомнилось из боев, когда вы Сумы и Ромны освобождали? Вы попали в 51-ю гвардейскую танковую бригаду?
— Абсолютно верно. Командиром бригады был Герой Советского Союза Новохатько[12]. Командир корпуса — генерал-майор Зинькович[13], погиб в расположении нашей бригады. Мы были привлечены к строительству понтонной переправы через Днепр, это гигантское сооружение. Надо было сваи бить, но мы их не били, это делали отдельные саперные батальоны, может быть, даже не один. Всех саперов 51, 52 и 53-й бригад привлекали им в помощники. Мы заготавливали сосны на берегу Днепра, преимущественно ночью, волокли их на веревках к мосту — обеспечивали саперные батальоны материалом. Они эти сосны обрабатывали, сваи били на песчаной отмели, потом соединяли сваи, погоны клали и так до самого Днепра. Сам Днепр перекрывали понтонами. Чтобы танки не завязли, от берега были проложены мосты деревянные по сваям. Это была переправа на Букринский плацдарм.
Делали еще жилье, наблюдательные, командные пункты для командования бригады на левом берегу, пока не переправились. Ходы сообщения рыли, траншеи и т. д. Я уже был командиром отделения, мне присвоили звание младшего сержанта. Все это происходило под постоянными артиллерийско-минометными обстрелами, бомбежками. Как только мы прибыли, на следующее утро прилетела «рама», двухфюзеляжный немецкий самолет-корректировщик. Облетела весь участок соснового леса, где корпус расположился. Через пару часов летят 27 «юнкерсов», началась бомбежка, да такая, что мы и представить не могли. Бомбили они по ориентирам, которые «рама» сфотографировала. Нашу роту управления 51-й бригады, видимо, по чьей-то ошибке, расположили у озера или старицы Днепра. Это место они пробомбили основательно, 12 человек погибло из роты. Может быть, и нас бы поубивало, но нас в предыдущую ночь вызвали к командиру бригады блиндаж делать. Мы с большим трудом выдержали эту бомбежку.
Командир корпуса Зинькович в эту бомбежку погиб или в следующую. Таким образом простояли до начала октября, наверное. Батальоны автоматчиков в первые дни и ночи направили на правый берег Днепра, в том числе многие наши бывшие курсанты попали в те батальоны. Когда выстроили батальоны перед форсированием, командиры скомандовали: «Кто первый желает на правый берег?» Четверо моих товарищей вышли вперед, одними из первых форсировали в лодках Днепр. Двое из них погибли, а двое остались живы.
Переправлялись на лодках, плотах, понтонах. Партизаны помогали украинские, лодки по деревням собирали, плоты помогали делать. Основная сила бригад, танки и артиллерия, двинулись на тот берег уже в начале октября, и мы десантом пошли на танках.
В первый день попали под бомбежку под селом Григоровка, как только переправились за Днепр. Танки разошлись в лощины по своим участкам, а нашему взводу было приказано идти в Григоровку, стоявшую на бугре. Мы расположились в березняке, и командир взвода разрешил позавтракать, у кого чем было. Стали доставать свои харчишки, начали завтракать. Вдруг летят снова 27 «юнкерсов», разворачиваются на Григоровку, а мы недалеко от деревни расположились. Начали деревню бомбить. Что делать? Тут уже маневрировать некогда, и окопов не было — мы только переправились. Командир взвода младший лейтенант Есин скомандовал: «За мной!» Все за ним в лощину спрятались, метрах в 200 от деревни.
Следующая была деревня Михайловка, там сосредоточилась вся бригада за деревьями в лощине. В Михайловке мы пробыли недолго, до обеда. Говорят, кухня пришла, собирайтесь обедать. Я посмотрел в свой котелок, а он разворочен весь и на дне осколок лежит. Ребята говорят: «Да ты в сорочке родился! В котелке осколок, а сам цел остался». А с кем есть? Ребята из моего отделения Марков и Серов говорят: «Давай, командир, пообедаем». Сели мы треугольником, в один котелок положили нам первое. Начали обедать — опять минометный обстрел. Первая мина упала метрах в 50 от нас, вторая мина еще поближе, а третья как раз нам досталась. Я со страха, конечно, упал, а ребятам обоим осколком мины распороло животы. У Серова кишечник поразило, Маркову тоже в живот осколок попал, но до кишечника не дошло, только распороло кожу. Человек десять наших здесь убило или покалечило, раздатчика убило прямо на котле. Немцы с горы нас, видать, по кухне засекли.
Раненых собрали, отправили в медсанбат к Днепру. Убитых похоронили, в том числе и нас привлекли к этому. Вечером нам приказали окопаться на горе, недалеко от этой деревни: «Вот ваше место, окапывайтесь, а завтра утром видно будет — на танках в атаку или что». Копаем с моим товарищем Колесниковым окоп, ночь уже, нам кричат: «Кухня пришла! Получайте ужин». Он говорит: «Василий, давай докапывай, я схожу». Окоп выкопали по грудь, а приказано было в полный рост. Гора крутая, он с нее сполз, я продолжаю докапывать. Вдруг разрывы в лощине, там, где кухня. Опять немец нащупал! Один из снарядов или мина попала в боеукладку танковых снарядов, танки должны были их получить. Танки в этих же лощинах расположились, а боеприпасы пока сложили в штабеля. Начались взрывы, гора ходуном ходит, камни, земля летит. Около кухни снова раненые, на меня камни летят. Вниз спускаться нет смысла, я на дно окопа лег, голову шинелью и руками закрыл. Продолжались взрывы минут 20–30.
Когда взрывы затихли, я спустился вниз, а у кухни опять раненых собирают, в их числе и мой товарищ Колесников. Что такое?! Подхожу, его уже грузят, я помогать начал, а он говорит: «Василий, я отвоевался». Он ранен оказался в ногу, плечо и голову, впоследствии ногу отняли. Я когда домой первый раз в отпуск приехал, видел его в Лебяжьем на костылях. Тогда протезов еще не было, просто деревяшка была.
На второй или третий день наше отделение послали в инженерную разведку: узнать, смогут ли танки пройти по лощине, выйти из нее, нет ли минных полей. Видимо, кто-то допустил ошибку, когда нашу танковую армию бросили на этот плацдарм — там танкам развернуться негде было, сплошные горы и лощины. Но раз танки переправились, они должны действовать. Пошли человека 4 или 5, мое отделение. Дело было к вечеру, но еще светло. А немцы в горах обосновались прочно и, заметив нас, давай опять обстреливать, в вилку нас взяли. Там мина, там мина разорвалась — куда деваться? Бежать уже поздно, договорились — в воронку! Я давай в воронку. Этому и в пехотном училище учили, что по законам баллистики в одно и то же место снаряд не попадает, обязательно где-то по соседству упадет. Я в воронку залез, да весь не поместился — воронка невелика оказалась. Все ближе и ближе разрывы, и следующая мина рядом разорвалась, меня выбросило воздушной волной.
Сколько я пролетел, я не знаю, но мне показалось, что метров 10–15. Ударило сильно, и волной здорово раздело: сорвало винтовку, противогаз, только шинель осталась. Стукнуло головой об землю, а я, как шальной, вскочил и побежал по лощине. Увидел, танк стоит — под танк залез. Танкисты, видимо, услыхали через аварийный люк, что кто-то там под танком возится, и затащили меня в танк. Говорят, что человек вроде целый, но какой-то чумной. Конечно, чумной будешь — я недели две не слышал ничего.
