– А как так вышло? – спросил Лес.
– Что? – Младший агент, похоже, удивился, затем слегка обиделся. – А, это… ну, это даже вроде как глупо. То есть это все старик, – он имел в виду главу их агентства, – он сказал, что мы оба одновременно их носить не должны. Это, мол, плохой имидж. Сказал, мы оба в них как привидения. – Он пожал плечами, смущенно улыбаясь своему напарнику. – Сегодня его очередь.
Лес задумчиво кивнул и пристроил подбородок на ладони. Пока он по очереди рассматривал агентов, молодой неловко заерзал, а тот, что был в темных очках, снял их и принялся полировать стекла галстуком, хихикая и бормоча:
– Черт, Лес, ну у тебя и память, господи Иисусе!
Лес, судя по всему, хорошенько подумал, и это замечание порадовало его в какой-то смутной и отстраненной форме – как будто столь замечательная память могла частично компенсировать его дальтонизм.
Затем Лес откашлялся и начал было что-то говорить, но тут загудел интерком, и он нетерпеливо щелкнул переключателем.
– Да, Келли?
– Эдди Райнбек на втором.
– Келли, у меня встреча.
– Это важно.
– Ч-черт, – выругался Лес, щелчком отключая интерком и беря трубку второго телефона. – Скверные новости, скверные новости. Я нюхом чую. Слушаю, Эдди.
По мере того как Лес внимательно слушал, лицо его все мрачнело.
– Ты как пить дать шутишь, – наконец сказал он, а затем тихо, сквозь сжатые зубы процедил: – Эта тупая… безответственная… развратная… пизденка… хуесоска! – Вздох. – Я просто в это не верю. Ладно, Эдди, погоди минутку.
Лес прикрыл трубку ладонью и посмотрел на агентов.
– Извините, ребята, – сказал он, одной рукой указывая на выход; его холодность претерпела метаморфозу Джекила-Хайда, – это просто катастрофа. Мне придется поговорить с вами позже.
Агенты дружно встали, на их физиономиях расплывались улыбки идеального понимания.
– Нет другого такого бизнеса, как шоу-бизнес, да, Лес? – сострил старший агент, от души ему подмигивая.
– Поговорим с тобой позже, Лес, – сказал молодой.
По-товарищески махнув ему, они вышли за дверь. Лес перестал прикрывать трубку.
– Итак, Эдди, что там за чертовщина стряслась?
Эдди Райнбек был на киностудии ответственным за рекламу. Последние два месяца его внимание почти исключительно занимала Анджела Стерлинг и колосс «Пока она не крикнет», рекламой которого он занимался лично. Эдди сумел устроить то, что обещало стать пиар-ходом наипервейшей важности. Посредством искусного чествования и улещения он убедил сенатора штата и контр-адмирала не просто позволить, но даже настоять, чтобы матросы и офицеры, которым предстояло служить на борту недавно подготовленного к плаванию и укомплектованного личным составом линкора «Калифорния», «избрали» будущую крестную их корабля. Народное голосование должно было определить выбор из следующих кандидатур: (1) Доктор Роза Харкнесс, последняя американская женщина – лауреат Нобелевской премии, (2) Миссис Ханна Боув, «Златозвездная мать года», потерявшая всех троих своих сыновей во Вьетнаме, (3) Сторм Роджерс, миловидная жена губернатора Калифорнии и (4) идеальная Анджела Стерлинг.
Главы киностудии (включая Папашу Харрисона) испытывали опасения в отношении возможного результата. («К чему рисковать – кому это нужно?») Однако Эдди был непоколебим, и Лес дал добро.
– Капелька престижа не может нам повредить, – сказал он. – Получится славная история в «Лайф» с фотографией на обложке.
– Да? – спросил Папаша. – А что, если она проиграет?
– Да брось, Папаша, черт побери, голосование у Эдди в кармане. У него там все схвачено.
Старик вздохнул, покачал головой и негромко присвистнул:
– А что, если Эдди ошибается?
Лес улыбнулся – слабо и понимающе.
– Эдди не ошибается, Папаша. Если его голова на рельсах – никогда.
И все же было определенное напряжение, определенная тревога, пока они ожидали результата – и существенное облегчение, когда стало известно, что Анджела выиграла с солидным отрывом, собрав больше голосов, чем три остальные дамы вместе взятые.
Естественно, это прибавило Эдди веса в глазах Леса. Схожим образом дело обстояло и для Леса в отношении Папаши и его нью-йоркской конторы. Одобрительные похлопывания по спине в изобилии сопровождали ожидание великого дня – который наконец-то наступил, и на большом Пирсе-97 в Сан-Франциско при полных парадных регалиях по стойке «смирно» выстроились шесть тысяч матросов и офицеров, тогда как на самой пристани, рассаженная на празднично задрапированной трибуне, невдалеке от украшенной лентами бутылки шипучки, собралась толпа почетных гостей – включая трех адмиралов, мэра Сан-Франциско, губернатора Калифорнии и командующего ВМФ. Среди них, словно в засаде, размещалась армия репортеров и фотографов, а чуть поодаль стояли три пикапа с телекамерами.
Желая по максимуму использовать событие, Лес на целый день закрыл производство фильма «Пока она не крикнет» – следует ли упоминать, что это обошлось киностудии в кругленькую сумму. Исходя из этого, сложно было преувеличить его разочарование и обиду, когда он узнал, что мисс Стерлинг, сказочный объект всех приготовлений, так и не удосужилась там показаться.
Прождав ее больше часа, церемонию решили продолжить, а потому пришлось прибегнуть к замене. Пытаться заменить главную красотку будничной и заурядной было бы просто глупо. Вместо этого с немалой мудростью и дальновидностью выбрали премиленькую семилетнюю девочку с розовым бантом в волосах.
Эта замена могла бы оказаться вполне удовлетворительной, хотя и далекой от идеала, если бы девочка по причине своей нервозности и неопытности не промахнулась, бросая украшенную лентами бутылку в борт корабля. Хуже того, вслед за этим, влекомая инерцией, она потеряла опору и упала с пристани в океанские воды, где чуть было не утонула, прежде чем ее вытащили. Вот так получилось, что и крещение, и спуск корабля на воду потерпели позорное фиаско – худшее, по словам некоторых, за всю морскую историю.
– Я ее убью, – сказал Лес Эдди. – Бог свидетель, я ее прикончу! – Раздались негромкие рыдания. – Это несправедливо, Эдди, это просто несправедливо… хуже того… это оскорбительно, – Лес взглянул на большой портрет, – особенно в отношении Папаши. После всего, что он для нее сделал, эта сука так ему подпиздила. Богом клянусь, Эдди, если бы мы уже восемь недель не работали над картиной и если бы ее не было в каждом долбаном кадре, я бы ей задницу подпалил! Уволил бы ее на хуй! Мне наплевать, как ее там в билетных кассах берут! На хуй с картины! Богом клянусь!
Тут Лес сделал паузу, аккуратно промокнул глаза салфеточкой «Клинекс», медленно качая головой, точно старик в невыразимом горе, и слушая Эдди.
– Да, я знаю, Эдди, я знаю, – тихо сказал он. – Эта пизда нас за яйца держит.
