— Ты хочешь сказать, она собирается написать тысячу писем?
— Больше тысячи. Может быть, даже две тысячи. Но я не думаю, что она будет писать им всем письма, — она заказала карточки и собирается своей собственной рукой написать на них адреса и подписать их и черкнуть несколько слов от себя — на большинстве из них.
— Джо бы это понравилось.
— Джо бы это понравилось.
— Я хочу все делать так, как это сделал бы Джо.
— Да, я хочу все делать так, как это сделал бы Джо.
— Мы что, снова должны показаться там, внизу? — спросил брат.
— Я не собираюсь, — сказала Энн.
— Интересно, я должен это делать или нет?
— Там дядя Карти.
— И кстати, он получает от этого огромное удовольствие, — сказал Джоби. — Сколько времени, ты думаешь, Мадам собирается с ними провести?
— Там такая толпа. А она должна поговорить со всеми. Она не может пропустить ни одного человека.
— Семьдесят один — так сказал Отто из клуба «Гиббсвилль». По минуте с каждым. Это многим больше часа.
— Для чего ты это подсчитываешь? — спросила Энн.
— Ну, черт подери, если она собирается пробыть там час или даже дольше, я могу принести нам еще по стаканчику.
— Операция «Напиться и забыться», — сказала Энн.
— Вовсе нет. Но почему бы не расслабиться? Ты пойди постой возле кухонного лифта.
Джоби отправился вниз. Через несколько минут Энн увидела, как веревка задрожала, и услышала шум поднимающего лифта. Она взяла бутылки, лед и бокалы и понесла все это в комнату брата.
— Я уже не так молод, как прежде, — вернувшись, сказал Джоби. — Я, бывало, гонял по этим ступеням раз пятьдесят в день.
— А кто молод? Мне уже тридцать четыре. Ну и возраст.
— Точно. Жизнь твоя кончена.
— И это не шутка, — сказала Энн. — Когда ты возвращаешься в Вашингтон?
— Поездом семь ноль пять, завтра утром. Должен признаться, что в первый раз с удовольствием туда возвращаюсь.
— Сколько еще будет продолжаться война?
— Всякое говорят. Пять лет. Три года. Я думаю, все будет зависеть от военно-морского флота.
— Пять лет. Мне будет тридцать девять, а через год — сорок. Я думала, тридцать — это ужас, но сорок!
— Я не возражаю против тридцати, — сказал Джоби.
— А что тебе возражать?
— Точно. Зачем мне возражать? И вообще, почему я должен возражать против сорока, пятидесяти или двадцати восьми? Какая между ними разница?
— Но я не это имела в виду, — сказала Энн.
— Я знаю, что не это, — ответил Джоби.
Брат и сестра вдруг умолкли. Они сидели, не глядя друг на друга и ощущая, что они вместе.
— Сейчас для нас должна начаться совершенно новая жизнь, — сказала Энн.
— Почему?
— Я не говорю, что она начнется, этого я не говорю. Но смерть отца должна стать некой вехой.
— Может, это и так, — сказал Джоби. — Да, конечно же, это так. Конечно. Отец умер — значит, его больше с нами нет. Мы будем по нему скучать. Разве этого не достаточно для вехи?
— Мне кажется, что дело не только в этом.
— Деньги. Каждый из нас получает по сотне тысяч долларов. Неплохо иметь по сотне тысяч долларов… если он, конечно, не изменил свое завещание.
— Да, но имей в виду вот что. Я тоже знаю про завещание. Каждый из нас получает по сотне тысяч долларов — это верно. Но что, если это все, что мы получим?
— На что ты намекаешь? — спросил Джоби.
— Какой доход мы будем получать с этой сотни долларов?
— Бывает по-разному. Может быть, три тысячи, а может — шесть.
— Предположим, это будет четыре, — сказала Энн. — Но тогда это меньше, чем мы получаем теперь.
— Возможно, — ответил Джоби. — Я как-то об этом не подумал. — Ты имеешь в виду, Мадам может сказать нам: вот ваши две сотни тысяч долларов, и сокращайте свои расходы.
— Именно, — отозвалась Энн. — А для меня эта тысяча долларов в год имеет большое значение.
— А для меня не имеет. Я тебе помогу. У меня есть работа, и, полагаю, она у меня всегда будет, так что, если ты будешь получать четыре тысячи вместо пяти, я тебе буду добавлять. Я веду простой образ жизни.
— Спасибо, Джоби, — сказала Энн. — С другой стороны, она, возможно, и сама станет мне добавлять.
— Но мы оба в этом сомневаемся, — сказал брат.
Энн рассмеялась.
— Я очень сомневаюсь. Она, наверное, скажет мне, что я могу жить здесь и таким образом экономить.
— И это действительно так.
— Да, это так… если бы я могла здесь жить.
— Пусть разница в тысячу тебя не волнует, — сказал Джоби. — Так или иначе, у тебя начинается новая жизнь.
— Да, наверное. Правда, когда я впервые о ней подумала, я не имела в виду деньги. Я чувствовала: что-то должно измениться у меня внутри, — но ничего не происходит. Я не чувствую себя ни старше, ни моложе, не чувствую ни великой потери, ни облегчения.
— Еще слишком рано. В последние дни было столько всяких дел.
— Наверное, — сказала Энн.
Они снова помолчали.
— Чему ты улыбаешься? — спросил вдруг Джоби.
— Я улыбалась? Должно быть, думала о том, что, когда мы были детьми, я была намного старше тебя. А потом я, вероятно, перестала взрослеть, ты меня обогнал, и теперь ты старше.
— Я старше, — согласился Джоби.
— Интересно, как так случилось, что ты стал старше? — спросила Энн.
— Даже не знаю. Возможно, ты осталась молодой, а я — нет.
— Да, в какой-то мере так оно и есть. У меня были любовные романы, и, наверное, поэтому я не взрослела.
— У меня тоже были любовные романы. Это не объяснение, — сказал Джоби.
— Ты о своих любовных романах никогда ничего не рассказываешь — ты такой скрытный.
— И таким скрытным намерен остаться.
— Я не пыталась ничего у тебя выведать.
— Немножко пыталась.
— Ну… да, немножко пыталась, — сказала Энн. — Но разве это плохо? Ведь тебе, наверное, было бы неприятно, если бы я вообще не проявляла к ним никакого интереса.
— Я не против, чтобы ты проявляла к ним интерес. Только не увлекайся. Вчера у меня было заседание с Мадам. Как обычно, у нее уже на примете парочка кандидатур.
— Кто же?
— Ну, Салли Моррисон.
— Которая, как мы знаем, влюблена в доктора из Филадельфии.
