Разумеется, эта автономность – не более чем иллюзия. Зверинец так же зависит от «Дней», как «Дни» – от внешнего мира. Ведь без регулярного полива и контроля за климатом растительность погибла бы. Без растительности вымерли бы насекомые. Без насекомых и растительности вымерли бы мелкие млекопитающие. Без мелких млекопитающих пресмыкающимся и крупным млекопитающим не на кого было бы охотиться, нечем кормиться в то время, пока они дожидаются вторичного отлова и отправки к новым владельцам; их пришлось бы кормить непосредственно служащим магазина, а это противоречило бы этике, на которой базировалось устройство Зверинца. Старик День насадил эти джунгли посреди своего магазина не без причины: они должны были символизировать коммерцию в Природе, то есть демонстрировать, что хищничество, пожирание одних другими лежит в основе всего сущего. Возможно, он даже хотел таким образом оправдать создание «Дней». Зверинец – крупномасштабный манифест, ярко иллюстрированный тезис; Фрэнк знает об этом, но все же Зверинец для него – не просто метафора. За этой пышной зеленью скрываются истины, истолковать которые не так-то просто. Изъясняясь вздохами своей флоры и криками своей фауны, Зверинец обращается к той частице души, которая глуха к потреблению и приобретательству. По прошествии стольких лет Фрэнк до сих пор не способен понять, что же пытается поведать ему Зверинец, но, словно младенец-грудничок, откликающийся не на смысл материнских слов, а на сам ее голос, он все равно любит вслушиваться в голоса Зверинца.
Сквозь полуприкрытые веки Фрэнк замечает, как среди зелени мелькнуло что-то белое. Он нагибает голову и всматривается.
На лужайку, что расположена пятнадцатью метрами ниже и на удалении двадцати метров, прокрался белый тигр. Точнее, тигрица. Ее только на прошлой неделе поймали в гибнущем лесу Рева в Индии и уже вскоре увезут в частную коллекцию одной французской рок-звезды, которой это приобретение обошлось в сумму, приблизительно равную выручке от продажи миллионов экземпляров дисков.
Прекрасное создание с призрачно-бледным мехом между черными полосами, с лучистыми голубыми глазами, с изящно изогнутым хвостом – вздыбленным кверху, с виду жестким, будто одежный крюк, – она с неспешной грацией ступает жилистыми лапами по поляне, направляясь к одному из нескольких ручьев, змеящихся по Зверинцу, куда воду качают прямо из городской системы водоснабжения. У кромки воды тигрица останавливается, нагибает голову и принимается томно лакать воду розовым языком, время от времени прерываясь, чтобы слизнуть капельки с усов.
Фрэнк наблюдает за ней, словно пригвожденный к месту. Необычная расцветка с разводами делает ее похожей на какое-то сказочное существо: тигр-призрак, чьи предки, наверное, вдохновили не одно возвышенное предание из тех, что рассказывались в джунглях вокруг костра. От одного созерцания хищницы у Фрэнка мурашки бегают по спине – хотя та всего лишь буднично пьет воду, зажмурив глаза от удовольствия. Он пытается представить себе, каково было бы оказаться рядом с ней, вдохнуть ее запах, погладить блестящую шубку и ощутить тепло и мускульную силу живущего внутри этой шубки живого зверя.
Внезапно тигрица отрывается от ручья, поднимает голову и принюхивается. Ее розовые ноздри быстро раздуваются и сужаются, раскрываются и закрываются, как парочка крошечных ртов; она задирает голову все выше и выше, будто идя по следу запаха, – пока, наконец, не останавливает взгляд на источнике этого запаха – Фрэнке.
Она смотрит на него не мигая. Он тоже смотрит ей в глаза. У нее озадаченный вид, она еще несколько раз глубоко втягивает в себя воздух, широко раздувая ноздри. Ее глаза сужаются до лазоревых миндалин. Фрэнк не шевелится.
Миг общения растягивается – он все длится, длится…
8.16
Тем временем наверху, в Зале заседаний совета директоров, Чедвик День здоровается со старшим братом Понди и младшим братом Субо, которые одновременно входят в зал. Ни тот, ни другой не удивляются, что Чедвик уже на месте (на своем «стуле машинистки» – на гладких колесиках, с регулируемой, щадящей позвоночник спинкой). Чедвик обычно раньше остальных приходит в Зал заседаний, даже если это не день его президентства: педантизм и пунктуальность – главные черты характера четвертого сына Септимуса Дня.
Чедвик спрашивает у Понди, хорошо ли тот поплавал, и старший из братьев Дней, проведя рукой по влажным еще волосам, отвечает, что было в самом деле очень приятно. Свежее утро, пар над водой в бассейне, двадцать дистанций – вместо обычных пятнадцати. Тогда Чедвик спрашивает младшего брата, Субо, хорошо ли тому спалось, и Субо, сложившись (так богомол складывает длинные лапки), чтобы сесть на свой высокий, стройный «фрэнк-ллойд-райтовский» стул, благодарит брата за любезное внимание и имеет удовольствие сообщить сегодняшнему президенту, что нынче ночью он почивал сладким и мирным сном.
Удовлетворившись, Чедвик вновь обращается к стоящему рядом компьютеру, который показывает ему цифры продаж в «Объединенном Консорциуме Гиндза» на час закрытия ОКГ, то есть восемь утра.
Субо плавными, деликатными движениями наливает себе в чашку жасминового чая из стоящего перед ним чайника тончайшего фарфора, затем снимает крышку со своего подноса, явив на всеобщее обозрение облупленное яйцо вкрутую, плошку с капустным салатом, простую булочку и миску жареных водорослей с тофу. Из всех братьев он, пожалуй, единственный, кто унаследовал восточную половину их смешанных кавказско-азиатских корней. Завтрак Понди заметно обильнее и куда «западнее». Кроме литра апельсинового сока в стеклянном кувшине, Пёрч принес ему полупрожаренный ромштекс, яичницу, поджарку из рубленого мяса, четыре ломтика бекона, десятисантиметровую стопку тостов из зернового хлеба (каждый тост намазан арахисовой пастой), протеиновый коктейль с ароматом ванили и – на тот случай, если Понди не насытится, – еще миску мюсли. Неудивительно, ведь Понди – мужчина богатырского сложения. Занятия плаваньем сравняли его плечи со средней шириной дверного проема, а предобеденный теннис и вечерние тренировки в гимнастическом зале поддерживают тонус живота и ног. Каждая пора его упругой, без единого прыщика, кожи источает здоровье.
Рядом со своим помешанным на спорте братом Чедвик смотрится сгорбленным, чахлым и анемичным. У него такие же, как у всех сыновей Септимуса Дня, карие глаза, гладкие темные волосы и оливкового оттенка кожа, но подбородок у него узкий, щеки – впалые, а запястья так тонки, что Понди мог бы обхватить оба одной своей пятерней. Чедвик носит маленькие круглые очки, предпочитает высокие воротнички и узкие простые галстуки. Однако он отнюдь не так робок, как кажется. В том, что касается дела, никто из братьев Дней не может потягаться с Чедвиком в агрессивности и беспощадности. В момент заключения сделки Чедвик подобен ястребу, камнем падающему на свою жертву. А если, например, оптовые цены на кофейные зерна поднимаются, скажем, на два процента, то Чедвик первым предложит взвинтить розничную цену в «Днях» на четыре процента. Совесть – слабое место любого бизнесмена, а слабостей Чедвик не терпит.
Субо достаточно аскетичен в своих вкусах, но, отдавая предпочтение элегантной простоте, он разделяет и пристрастие братьев к растущим прибылям, и их любовь к богатству, которое приносит им огромный магазин, расположенный внизу. Однако Субо привлекает вовсе не то, что можно купить за деньги. Человек с его достатком мог бы обладать всем, чего пожелает, но Субо устраивает жизнь, по возможности не обремененная никаким имуществом. Его куда больше завораживают деньги как отвлеченное понятие. Сам принцип денег. Теория денег. Субо живет ради ускоренных распродаж в конце недели, которые, по счастливому совпадению, приходятся на день его председательства. Когда наступает субботний вечер, Субо, сидя у монитора и отслеживая поступление данных о барышах из всех отделов, блаженствует в своей личной нирване. Даже если, сопоставив сумму недельной прибыли с аналогичными данными других гигамаркетов, он обнаруживает, что выручка магазина в очередной раз сильно недотягивает до показателей международных соперников (список этих чемпионов привычно возглавляют «Великий Сук» в Абу-Даби и нью-йоркский «Блумбергз»), Субо никогда не испытывает ни досады, ни зависти: его просто зачаровывает разница между числами. Деньги для Субо – всего лишь цифры, цифры подчиняются законам математики, а законы математики образуют такую изящную и простую систему, о какой только можно мечтать.
