А Синди, от восторга заложив совсем уж головоломный и противоречащий всем законам полета вираж, разразилась водопадом красноречия. Тут изумилась даже Линн — впервые она слышала победную песню дрорды. Хоть и крохотная, но все же дракониха, та оказалась источником самых неожиданных звуков. Словно музыкальная шкатулка в господском доме или горбатый скрипач Николло, она вмещала в себя целую Вселенную трелей, криков и нежного клекота.
Малышка взмывала к пронзительно-лазурным небесам, свистя на разные лады, и тут же кувыркалась не хуже голубя, издавая звуки наподобие тех, что таились в городском колоколе Сарнолла. Полого спускалась дрорда к притягивающей ее земле, что-то вереща на своем языке, чтобы снова воспарить к сиянию солнца. И вот наконец излив себя в воинственном и каком-то торжественном последнем вопле, маленькая певунья вдруг словно засмущалась и круто спикировала на плечо хозяйки.
— Весна, однако! — улыбнулся Зугги.
Он покрутил от восхищения головой и вернулся к прерванному занятию, иногда хмыкая и поглядывая на часто дышащую на своем привычном месте дрорду. А та, заглядывая в лицо хозяйки возбужденно поблескивающими глазенками, что-то негромко и торопливо рассказывала. Хотя Линн не понимала ничего, она слушала чрезвычайно внимательно, ибо с некоторых пор чудным образом приспособилась в интонациях и, переливах голоса маленькой подруги что-то понимать.
Вот и сейчас она почти увидела в рассказе дрорды и радость полета в чистом воздухе под ясным небом, и воинственную нахалку, раза в три-четыре превышающую размерами Синди, и восторг победы.
— У-умница ты моя… — ласково улыбнувшись, ответила девушка дрорде и наконец-то почесала ей шейку — любовно и нежно.
Мир и взаимопонимание были полностью восстановлены, и Синди от избытка чувств легонько потерлась ушастой головкой о щеку Линн. Затем она осмотрелась, прислушалась к чему-то доступному только ей и, совсем по-птичьи поежившись зевнула. Но перед тем как сунуть голову под крыло и заснуть, дрорда не без подозрительности покосилась на хозяйку. Уж что-что, а поспать после хорошо сделанной работы ей отнюдь не возбранялось…
— Вот вроде и все, — подытожил в конце концов Зугги, обращаясь не столько к Линн, сколько к себе. — Значит, так. Золота и камушков тут хватит, чтобы купить солидных размеров баронство да обустроить его со всем прилежанием. А вообще — половины каждому из нас достаточно, чтобы безбедно и припеваючи прожить много лет.
Он почесал взмокшую от усердия спину под латаной-перелатаной рубахой и принялся пересыпать долю каждого в отдельные мешочки. Золото отдельно от серебра, алмазы отдельно от рубинов и еще каких-то непонятных, но очень красивых сине-зеленых камешков.
— Это не считая золотого обруча и колье, а также бумаг. Только я от своей доли в них отказываюсь, уж не взыщи. Слишком приметные. — Зугги пожал плечами, закончив свою работу, и с облегчением вздохнул.
Протянув руку, Линн подняла с холстины красивый, выбросивший вдруг в солнечном луче сноп разноцветных искр венец белого золота. Отряхнула пару прилипших крошек, протерла рукавом и полюбовалась на изделие неведомых мастеров, пристально разглядывая прихотливо вьющийся по ободу узор. Никогда не виданные ею звери, искусно вплетенные в растительно-древесный орнамент, жили своей, воплощенной в металле, таинственной и непонятной жизнью. А большой камень, более похожий на прозрачный белый металл, был настолько хорош, что даже ничего не понимающий человек мог залюбоваться его красотой.
— Послушай, Зугги, да люди ли сделали его? — усомнилась она.
Кузнец повертел в пальцах подвеску, разглядывая работу и оценивая качество камней в висюльках. Он потер лоб, припоминая что-то, пробормотал про себя несколько слов. Поцокал языком и покачал головой.
— Колье — вот как эта штука называется. Я ведь когда-то неплохим ювелиром был, прежде чем взялся за один заказ, не подумавши, что не стоило бы… Да, ты права, Линн, — работа не человеческих мастеров. Но и не эльфов — уж руку тех я знаю, немало их драгоценностей через мой осмотр прошло. Однако и не гномы — те в таком стиле никогда не делают, даже на заказ.
Затем он взял у девчонки обруч, пристально осмотрел его и негромко охнул, по его лицу разлилась бледность.
— Что? — всполошилась Линн, и почувствовавшая волнение хозяйки дрорда завозилась во сне.
Зугги уронил украшения на холстину, взирая на них с почтением и острасткой, его лицо приобрело цвет рыхлого, талого весеннего снега.
— Что же мы наделали… Это же парадные драгоценности Морских ярлов…
«Что наделали, что наделали! — мысленно пере дразнила его вовсе не проникшаяся важностью ситуации Линн. — Ну, подумаешь, поперли старинную драгоценную безделушку, предназначенную тешить взор жирного купца или бледного от осознания собственного величия вельможи и обреченную лежать на бархате во тьме сейфа», — подумала девушка, ибо даже одна только мысль о том, чтобы надеть эту парочку, казалась нелепой и кощунственной.
Девушка легкомысленно фыркнула, ухватила венец, повертела его в руках и, инстинктивно угадав уже зарождающимся женским чутьем, что к чему, надела холодный металл на свою голову.
— Ну что, идет мне? — с беззаботной усмешкой спросила она, ибо надетый на голову обруч оказался как раз впору — словно на нее сделан.
Затем она пристальнее рассмотрела это так называемое колье, и сожаление царапнуло ее сердце — не для нее сделана эта красивая, штучка! И все же Линн в несколько сетангов разобралась с застежкой, надела на шею прямо поверх своих лохмотьев прекрасное украшение и защелкнула замочек.
Солнечный свет померк, сделавшись серым, призрачным и ощутимо вязким. Деревья вокруг, да и застывший столбом Зугги тоже оказались словно выточенными из полупрозрачного камня, напоминающего цельные кристаллы соли. Зато прояснилось далеко вокруг. И девчонка видела так же ясно, как и осознавала, что этого попросту не может быть — и белые барашки волн далеко в океане, и лениво двигающийся под грязно-белыми парусами грузный купеческий корабль, и полуразрушенные башни некогда могучего форта, охранявшего вход в бухту, по берегам которой раскинулся красивый цветущий город.
Чайка, выловив из волны неосторожно отделившуюся от косяка рыбешку, приветливо квирркнула Линн на лету, покачивая длинными белыми с черными кончиками крыльями. И гордый альбатрос, нежащийся в воздушных потоках невообразимого по высоте неба, жадно прислушался, восторженно внимая невысказанным желаниям маленькой госпожи. И стая дельфинов радостно выпрыгивала из воды, блистая черно-белыми телами и приветствуя свою повелительницу…
— Нет! — Жадно вдыхая показавшийся столь сладостным и живительным воздух, Линн только усилием воли вернула себя к реальности.
Вокруг было все по-прежнему. Только кузнец взирал на нее с неописуемой смесью ужаса и восторга, да пробудившаяся ото сна Синди ласково и подхалимски терлась о щеку. Деревья и трава вновь были осязаемыми и приобрели свой природный цвет и запах — только Линн уже знала, что это только на первый взгляд. Стоило чуть расслабиться, поплыть по течению переполнявшей ее неслышной, но такой ощущаемой песни, как зрение чуть раздвоится и сквозь слой иллюзий вновь проступит соленая и полная прохладного вольного ветра безбрежная реальность.
