Раздался грохот, скрежет, звон золота и стук камней. Сомнений не было: оба дракона неслись вслед за ним. Не смея оглянуться, он опрометью кинулся к озерцу. Тело мертвого дракона, изогнувшееся в лунном свете, испугало бы всякого, но Юстэс едва его заметил. Он почему-то спешил к воде.
Когда же он до нее добрался, произошло следующее. Во-первых, в голове у него, словно молния, мелькнул вопрос: почему он бежит на четвереньках? Во-вторых, когда он оказался над водой, ему на мгновение показалось, что еще один дракон выглядывает из озерца. И тут он понял все. Он увидел в озерце самого себя. Отражение двигалось, когда двигался он, и вторя ему, открывало и закрывало мерзкую пасть.
Значит, пока он спал, он превратился в дракона. Заснул на драконовых сокровищах, с драконьими помыслами – и проснулся драконом.
Да, он все понял… Никаких драконов в пещере не было. Лапы, которые он видел справа и слева, были его собственными. Две струйки дыма поднимались из его ноздрей. А что до боли в руке (вернее, в лапе), то, скосив глаза, он и это понял. Браслет глубоко врезался в чешуйчатое тело, и с обеих сторон лапа сильно распухла. Юстэс вцепился зубами в браслет, с силой дернул его, но снять не смог.
Несмотря на сильную боль, он вздохнул с облегчением. Наконец-то ему нечего бояться! Его самого будут бояться, и никто в мире, кроме рыцаря, да и то не всякого, не посмеет на него напасть. Теперь он готоз померяться силой даже с Каспианом и Эдмундом…
Но, подумав о них, он тотчас понял, что совсем не желает с ними драться. Наоборот, ему захотелось стать им другом, вернуться назад, говорить с людьми, смеяться с ними, помогать им. Все это отныне невозможно, он – чудовище, и навек отрезан от людей. Невыносимое одиночество овладело им. Он начал догадываться, что другие совсем не так плохи, а сам он не так хорош, как прежде думал. Он просто жить не мог, не слыша их голосов, и даже Рипичипу сказал бы спасибо за одно-единственное доброе слово.
Подумав обо всем этом, несчастный дракон, бывший когда-то Юстэсом, горько заплакал. Наверное, не так-то просто представить себе, как страшный дракон плачет навзрыд посреди залитой лунным светом долины.
Наконец Юстэс решил непременно найти обратный путь на берег. Теперь он понял, что Каспиан никогда бы не уплыл и не бросил его. И еще он верил, что так или иначе объяснит людям, кто он такой.
Он попил воды из лужицы, а потом (я понимаю, это противно, но вы потерпите) съел почти всего дракона. Он и сам толком не понял, как это случилось: разум у него сохранился свой, вкус и тело стали драконьими. А для драконов нет лучшей пищи, чем свежее драконье мясо. Вот почему ни в одной стране не обитает больше одного дракона.
Чтобы выбраться из долины, Юстэс подпрыгнул – и обнаружил, что умеет летать. Он совсем забыл о крыльях, и очень удивился; это была первая приятная неожиданность за весь день. Взлетел он высоко, и увидел под собой вершины в лунном свете, залив, похожий на лист серебра, корабль на якоре и мерцающие костры. С огромной высоты он бросился вниз и медленно спланировал прямо к ним.
Люси весь вечер прождала тех, кто ушел на поиски с Каспианом, и теперь спала очень чутко. Уставшие искатели возвратились поздно и принесли тревожные вести. Следов Юстэса они не нашли, зато видели в одной долине мертвого дракона. Они старались не отчаиваться и уверяли друг друга, что больше драконов поблизости нет, а этот вряд ли сумел бы убить человека за несколько часов до собственной смерти.
– Если, конечно, он не отравился этим оболтусом, – проворчал Ринс, но потише, чтобы никто не услыхал.
Люси проснулась поздно ночью и увидела, что все собрались вместе и что-то шепотом обсуждают.
– Что случилось? – спросила она.
– Нам надо выказать терпение, – говорил Каспиан. – Еще один дракон только что пролетел над вершинами деревьев и опустился на берегу залива. Боюсь, он как раз между нами и кораблем. Стрелы, как известно, драконов не берут, огня драконы не боятся.
– С позволения вашего величества… – начал Рипичип.
– Нет, – твердо сказал король, – я не позволяю тебе вызывать его на поединок. Если ты не смиришься, придется тебя связать. Пока ограничимся наблюдением, а как только рассветет, спустимся к заливу и нападем на него. Я поведу отряд, король Эдмунд будет справа от меня, лорд Дриниан – слева. Больше делать нечего. Рассветет часа через два. Через час мы позавтракаем и допьем вино. Только без шума.
– Может быть, он улетит? – спросила Люси.
– Если улетит, это еще хуже, – сказал Эдмунд. – Тогда мы не будем знать, где он.
Оставшийся час прошел плохо, и завтракали они без аппетита, хотя знали, что надо подкрепиться перед боем. Казалось, прошло много часов, прежде чем рассеялась темнота и в листве запели первые птицы. Стало еще холоднее, чем ночью. Наконец, Каспиан сказал:
– Пора.
Они поднялись, обнажили шпаги и встали полукругом; в середине поставили Люси с Рипичипом на плече. Все-таки это было лучше, чем томиться в ожидании, и каждый почувствовал, как сильно он любит остальных. Светало быстро, и когда они подошли к заливу, они увидели, что на песке, словно гигантская ящерица или извилистый крокодил, или змея с ногами, лежит огромный, страшный дракон.
Как ни странно, заметив их, дракон не взлетел в воздух, и не дохнул на них огнем и дымом, а медленно отполз к воде.
– Что это он качает головой? – спросил Эдмунд.
– А теперь кивает, – сказал Каспиан.
– И глаза у него блестят, – добавил Дриниан.
– Неужели вы не видите? – воскликнула Люси. – Это же слезы! Он плачет.
– Опасно доверять ему, ваше величество, – отозвался Дриниан. – Плачут и коварные крокодилы.
– Вот он опять качает головой, – заметил Эдмунд. – Как будто хочет сказать «нет». Смотрите!
– Ты думаешь, он понимает нас? – спросила Люси. Дракон быстро кивнул.
Рипичип спрыгнул с королевина плеча и шагнул вперед.
– Дракон! – пронзительно крикнул он. – Ты понимаешь меня?
Дракон кивнул.
– А сам ты умеешь говорить? Дракон помотал головой.
– В таком случае, – сказал Рипичип, – нам трудно будет понять, чего ты хочешь. Но если ты клянешься не вредить нам, подними левую лапу.
Дракон поднял лапу, но с большим трудом, она распухла и воспалилась из-за браслета.
– Смотрите, – сказала Люси, – у него что-то с лапой! Бедный зверь! Наверное, потому он и плачет. Может быть, он пришел к нам за помощью, как лев к Андроклу[1].
