Приказчик выполнил приказание помещика. Оставленный в степи раздетым, без пальто, Котовский долго ползал по снегу, пока ему не удалось разорвать веревки. Он весь горел возмущением и обидой; он не ожидал такого дикого произвола, такой несправедливости. Он шел по степи и мысленно произносил слова клятвы: отомстить за всё Скоповскому и другим помещикам-извергам.
Скоповский же не успокоился. После случившегося он долгое время ходил в кровоподтеках и пластырях. Горя местью, он сочинил донос на непокорного практиканта. Помещик обвинял Григория во всевозможных злоупотреблениях, а главное, в том, что Котовский настраивал против него батраков».
Однако если бы управляющий действительно побил Скоповского, да еще нанес бы ему ясно видимые телесные повреждения, то помещик прежде всего обвинил бы Котовского именно в этом, за что последнему мог грозить реальный тюремный срок. Но помещик в своем заявлении указал только на кражу 77 рублей выручки от продажи свиней. Ни о побоях, ни о подстрекательстве крестьян к бунту он не упоминал.
Другой советский биограф Котовского, Геннадий Ананьев, дает версию происшествия, приведшего к окончательному изгнанию Котовского из «Вали-Карбуны», несколько ближе к действительности, хотя и оснащает происшествие фантастическими деталями из рассказов самого Григория Ивановича: «По распоряжению помещика Котовский переправил в Кишинев большую партию свиней и, выгодно продав их, вернулся в имение. Но вместо того, чтобы немедленно отчитаться перед хозяином, пошел проведать больного батрака и отдать купленные для него лекарства. И надо же такому случиться, что и Скоповский пожаловал в барак. И не один, а с ключником и конюхами. Помещик считал, что батрак симулирует, поэтому решил его наказать. С бранью слуги Скоповского накинулись на больного батрака, начали бить, заставляя идти на работу.
— Прекратите! — не выдержав, крикнул Котовский и оттолкнул конюхов от больного.
Скоповского это вмешательство взбесило, и он приказал связать управляющего.
…В степи телега остановилась, Котовского сбросили на снег.
— Развяжите! — потребовал Котовский, понимая, что его хотят оставить на верную гибель.
— Барин не велел, — спокойно ответил приказчик. Февральский холод начал пробирать до самых костей, но, как ни напрягался Григорий Котовский, ему никак не удавалось даже хоть чуть-чуть ослабить веревки. Выход один — найти какое-нибудь дерево и тогда, поднявшись, перетереть веревку о шершавую кору. И Котовский покатился по снегу, проклиная Скоповского и его холуев.
— Дерево нужно. Дерево, — отчаянно повторял Котовский. — Тогда спасусь!»
И конечно же Григорий Иванович дерево нашел и спасся. Как бы иначе он стал героем Гражданской войны?
Несомненно, случай с батраком, которого избил хозяин и за которого заступился Котовский, Ананьев заимствовал у Владимира Шмерлинга. Но у Шмерлинга цель наказания, которому подверг помещик Котовского, заключалась в унижении строптивого управляющего, но ни в его убийстве. По версии Шмерлинга, Котовского сбросили с телеги недалеко от железнодорожной станции, и если бы даже он не сумел развязаться сам, его наверняка вскоре нашли бы пассажиры, идущие или едущие на станцию или со станции. Умереть он не мог. По версии же Ананьева, Скоповский рассчитывал, что Котовский умрет мучительной смертью от холода, и только находчивость спасла Григория Ивановича.
История с избиением Котовским — помещика, а слугами помещика — самого Котовского понадобилась советским биографам «последнего гайдука» для того, чтобы объяснить его уход в лес и сколачивание разбойничьей шайки классовой ненавистью, а не банальной жаждой приключений и легких денег.
На самом же деле Скоповский, отчаявшись дождаться возвращения беглеца, подал на него в суд, но полиция не смогла найти вора, да и не особенно искала. Тем временем Котовский попытался устроиться управляющим к другому помещику, Семиградову, в имение Шишканы. Но тот потребовал рекомендательных писем от прежних хозяев. Недолго думая, Котовский подделал рекомендательное письмо от Якунина. Однако, на его беду, Семиградов хорошо знал Якунина, и тот сообщил, что Котовский — обыкновенный вор, а не умелый управляющий, как явствовало из поддельного рекомендательного письма. 24 декабря 1902 года Котовский был арестован, так как у него не нашлось 100 рублей, чтобы внести необходимый залог. Так Григорий Иванович получил свой первый срок — четыре месяца тюрьмы за подлог. Позднее Котовский утверждал, что «тюрьма и ее режим произвели на меня колоссальное впечатление и дали огромный толчок моей стихийной революционной психологии». На самом деле именно в кишиневской тюрьме состоялось его знакомство с уголовным миром, одним из лидеров которого на юге России он позднее стал. Вскоре после выхода из тюрьмы, в октябре 1902 года, его вновь арестовали — теперь уже за растрату денег Скоповского — и поместили в кишиневскую тюрьму, где он вскоре заболел «нервной горячкой» и через два месяца был освобожден из-под ареста до суда.
Позднее в мемуарах Котовский утверждал, что в 1904 году он поступил «практикантом по сельскому хозяйству» в экономию Кантакузино, где «крестьяне работали на помещика по 20 часов в день». Поскольку фактически Григорий Иванович выступал в роли управляющего, вряд ли «батрацкая голытьба», с требованиями которой он будто бы был солидарен, питала к нему особо теплые чувства. Ведь батраки обычно больше ненавидели не самих помещиков, которые зачастую жили в губернских или уездных городах, далеко от своих имений, или, как Манук-бей, вообще за границей, а их управляющих, которые непосредственно следили за тем, чтобы батраки не отлынивали от работы. По уверению Котовского, князь Кантакузин, узнав, что его жена «увлеклась молодым практикантом», замахнулся на соперника плеткой. Ну а тот, натурально, не стерпел такое глумление над свободной личностью и отомстил — сжег дотла имение, очевидно, под радостные возгласы оставшихся без работы батраков. Заметим, что все даты, относящиеся к первым годам самостоятельной жизни, в автобиографиях и анкетах Котовского условны, поскольку подгонялись под его рождение в 1887 или 1888 году. Впрочем, и другие факты часто придумывал сам Григорий Иванович. История же с Кантакузиным вобрала в себя некоторые эпизоды службы Котовского у других помещиков, в частности, роман с женой Скоповского.
В действительности ни у какого князя Кантакузина Котовский никогда не служил. Для того чтобы поступить на службу к одному из самых знатных греческих магнатов Бессарабии, считавшему себя потомком византийских императоров, требовались солидные рекомендации, которые Котовский, по понятным причинам, никак не мог получить. В действительности Григорий Иванович в 1903 году служил лесным объездчиком в селе Молешты Бендерского уезда у помещика Авербуха, затем — в имении помещика Недова поденным рабочим, а потом устроился в Кишиневе рабочим на пивоваренный завод Раппа, который в то время арендовал купец Иоанн Куртц. Завод имел самое современное оборудование, был оснащен стационарной установкой, работавшей на угле и дровах, чугунным котлом для варения пива на 860 ведер, котлом для переработки хмеля на 80 пудов, установкой для приготовления солода, ручными машинами для заливки бутылок и бочек. Трудились на нем всего 15 человек. Это были высококвалифицированные специалисты-пивовары, которые по своему положению стояли ближе к хорошим ремесленникам и зарабатывали порой побольше, чем управляющий в поместье средней руки. Но долго пивоваром Григорию Ивановичу побыть не удалось.
